Альманах Россия XX век

Архив Александра Н. Яковлева

ПИСАТЕЛИ ПОД КОЛПАКОМ У ЧЕКИСТОВ

К концу 1920-х гг. в CCCР сложилась система тотального, всеохватывающего контроля за действиями и мыслями деятелей науки и культуры, особая роль в которой принадлежала «карающему мечу революции» - органам ВЧК-ОГПУ. Со времени введения нэпа и одновременного ужесточения политического режима в структуре центрального аппарата ВЧК-ОГПУ в целях «воздействия» на интеллигенцию были созданы специальные подразделения, отвечавшие за эту работу, - отдел политконтроля (контролировал исполнение цензурного режима в части реализации предписаний сотрудников Главного управления по делам литературы и издательств и Главного комитета по контролю за репертуаром, проверял деятельность самих цензоров, осуществлял перлюстрацию почтово-телеграфной корреспонденции), 4-е и 5-е отделения секретно-политического отдела (собирали агентурные данные и организовывали сеть осведомителей соответственно среди художественной и научной интеллигенции).

Масштабы деятельности этих подразделений политической полиции поражают воображение. Только в августе 1922 г. сотрудники отдела политконтроля вскрыли и подвергли читке 135 тыс. из 300 тыс. поступивших в РСФСР почтовых отправлений, все 285 тыс. писем, отправленных за границу, подверглись перлюстрации1. Работники этого же отдела самостоятельно готовили рецензии на литературные произведения, имели право вносить на рассмотрение руководства предложения об отмене постановлений Главлита и Главреперткома. С их подачи, например, ОГПУ было принято решение о конфискации книги рассказов Б.А. Пильняка «Смертельное манит», пропущенной цензурой2.

В среде творческой интеллигенции была организована широкая сеть информаторов и осведомителей, сообщавших в органы о каждом шаге мало-мальски значимого писателя, артиста, музыканта, художника, кинематографиста. Сын писателя Вс. Иванова Вячеслав по этому поводу писал: «В те годы, когда члены правительства хотели сблизиться с молодыми писателями, Дзержинский на одной из общих встреч начал объяснять моему отцу, как он его ценит за его произведения. Он пообещал, что в ближайшее время сумеет продемонстрировать это отцу. Через несколько дней гонец от него доставил отцу пакет с запиской, где сообщалось, что Дзержинский выполняет обещание и посылает все доносы на отца, полученные за последний год. <...> Обилие доносов и доносчиков было темой разговоров высших чекистов. В доме у Горького Агранов как-то говорил отцу: "Если бы Вы только знали, какие люди на нас работают!"»3. Как рассказывал писатель Н.П. Смирнов о своей встрече в 1931 г. с А.К. Воронским, этот вернувшийся из ссылки бывший «троцкист» и видный литературовед, обживаясь на новом месте в кабинете заведующего отделом Государственного издательства художественной литературы, предупредил его: «Говорите осторожнее, рядом в комнате сидит специальный человек, записывает каждое мое слово. Живем, знаете, в такую эпоху, когда можно разговаривать только с самим собой»4.

Многие осведомители являлись товарищами своих собратьев по профессии, сами писали романы, ставили спектакли и фильмы, создавали полотна и - одновременно регулярно и оперативно доносили наверх. О крамольных стихах О.Э. Мандельштама о Сталине «Мы живем, под собою не чуя страны» или неопубликованной поэме Н.А. Клюева «Песнь о Гамаюне» (поэты читали их лишь узкому кругу друзей) инстанции узнали с их незримой помощью. Не случайно авторы подпольной листовки, рассылавшейся в августе 1934 г. в дни работы I Всесоюзного съезда писателей иностранным гостям, откровенно признавали следующее: «...Вы должны <...> понять, что страна вот уже 17 лет находится в состоянии, абсолютно исключающем какую-либо возможность свободного высказывания. Мы, русские писатели, напоминаем собой проституток публичного дома с той лишь разницей, что они торгуют своим телом, а мы душой; как для них нет выхода из публичного дома, кроме голодной смерти, так и для нас. Больше того, за наше поведение отвечают наши семьи и близкие нам люди. Мы даже дома часто избегаем говорить так, как думаем, ибо в СССР существует круговая система доноса»5.

В сферу постоянного интереса карательных органов вошли созданные после постановления ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 г. «О перестройке литературно-художественных организаций»6 единые союзы деятелей творческой интеллигенции, в первую очередь Союз писателей. Некоторые его руководящие работники тесно контактировали с органами ОГПУ-НКВД-МГБ, являлись инициаторами не только погромных идеологических кампаний, но и иных далеких от целей так называемой профилактической работы акций, с помощью которых происходило физическое уничтожение инакомыслящих7.

Вершиной в пирамиде власти, куда стекалась информация от спецслужб, от руководителей союзов, из других источников, были Политбюро, оргбюро и секретариат ЦК РКП(б)-ВКП(б). Эти закрытые и по количеству членов узкие органы фактически с момента своего образования являлись бесконтрольными и находились вне правового пространства, ибо, как признавал А.В. Луначарский в одном из писем В.И. Ленину, «законы конституции не распространяются на ЦК»8.

Ущерб, причиненный репрессиями и грубым вмешательством власти в творческий процесс, не поддается оценке. Можно лишь догадываться, какие произведения человеческого гения не увидели свет, потому что их авторы с лихвой ощутили на себе разрушительное воздействие никем и ничем не ограниченной власти. Для одних трагическим результатом этого соприкосновения с тоталитарной системой явились ненаписанные книги, несыгранные роли, незавершенные художественные полотна, искалеченные творческие судьбы, изломанные биографии. Другим пришлось заплатить ценой собственной жизни.


А.Н.Артизов

 

Документы и научно-справочный аппарат к ним публикуются по изданию: Власть и художественная интеллигенция. Документы ЦК РКП(б)-ВКП(б), ВЧК-ОГПУ-НКВД о культурной политике. 1917-1953. Под ред. акад. А.Н. ЯКОВЛЕВА; сост. А.АРТИЗОВ, О.НАУМОВ. М.: Международный фонд «Демократия», 1999.

© 2001-2016 АРХИВ АЛЕКСАНДРА Н. ЯКОВЛЕВА Правовая информация