Альманах Россия XX век

Архив Александра Н. Яковлева

«НУЖЕН БОЛЬШЕВИСТСКИЙ ИЛОВАЙСКИЙ»: Из стенограммы совещания наркома просвещения РСФСР А.С. Бубнова с историками о стабильном учебнике
Документ № 1

Из стенограммы совещания наркома просвещения РСФСР А.С. Бубнова с историками о стабильном учебнике

08.03.1934

Тов. БУБНОВ: — Товарищи, мы сегодня собрали историков всех, можно сказать, родов войск — и древних, и средних, и иных прочих на тот предмет, чтобы наметить порядок дальнейшей работы над созданием настоящего стабильного учебника.

Дело в том, что еще до принятия нами какого-либо решения, вот сейчас учебники, скажем, учебник академика Никольского1 и друг[их], которые мы в свое время издали в качестве допущенных, они подверглись довольно основательной критике. Но надо сказать, что эта критика шла все же не с той стороны, которая нас сейчас в первую очередь интересует.

Я не говорю, что критика этих учебников не была, что ли, полезной или она не нужна была — ничего подобного! Критика эта была весьма целесообразной в целом ряде пунктов, и мы к ней прислушивались с очень большим вниманием, но все же она не затронула одной стороны дела, а именно того, что в этих учебниках, если можно так выразиться, дается, в сущности говоря, не сколько-нибудь систематическое изложение, такая, можно сказать, ткань исторических событий, то, что можно было бы назвать прагматической историей, а дается главным образом история общественно-политических систем2.

Надо сказать, что, когда я сейчас, перед этим совещанием, просмотрел еще раз эти учебники, то они, конечно, от такого изложения очень проигрывают. Получается такое положение, при котором наши учащиеся очень слабо осваивают, очень слабо знают хронологию. Затем, из их, в сущности говоря, сознания совершенно выпадает целый ряд крупнейших исторических имен, событий, вот хотя бы и т.д…3 т.е., если бы можно было бы кратко сформулировать, у нас имеется в наших условиях очень большая перегрузка того, что можно было бы назвать социологической частью, и очень большая недогрузка, а в некоторых местах даже полнейшее отсутствие того, что называется прагматической историей. С этой стороны, если и шли замечания, то они, к сожалению, делались не историками, а шли, главным образом, от лица комиссии. Когда я просматривал постановление комиссии, заседавший без моего участия4, то с этой стороны делались указания, идущие по этой линии. Правда, они тоже были недостаточно смелы, очень робки и, может быть, в силу этого они мало подействовали на писателей и на историков. Сейчас нам надо обратить на эту сторону дела внимание, и вы должны нам в этом деле помочь.

При этом надо сказать, что здесь в дальнейшей работе по учебнику возможны самые разнообразные пути, т.е. можно то, что сейчас имеется из написанных учебников, отбросить, и дать написать новые учебники в определенный срок, по утвержденной схеме. Ведь эти учебники мы тоже писали по определенной схеме, которая нам была дана и затем осуществлена в виде утвержденных Наркомпросом программ5. Так что и здесь мы можем набросать новую схему учебников по истории и по ней поручить написать учебники заново. Это один путь. Второй путь такой: можно взять нынешние учебники и для 1934–35 года подвергнуть их переработке, внеся в них те коррективы, о которых я сейчас в общих чертах говорю. Коррективы эти при пристальном рассмотрении можно детализировать, т.е. взять ряд учебников и точно сказать, что можно в известной степени в той или другой мере сократить, что можно в той или другой мере расширить, что надо дополнить, изменить и т.д. Причем мы тогда могли бы для 1935–36 года уже в течение этого продолжительного времени заказать новые учебники.

К слову сказать, товарищи, мы все больше и больше приходим к выводу, что нам нужно обязательно иметь параллельные учебники, потому что нам надо культуру учебника, если можно так выразиться, поднимать. Если мы имеем один учебник, то, во всяком случае, мы известным образом находимся в руках монополиста. Если бы мы имели два учебника, мы могли бы скорее сделать вывод. Тут и элемент соревнования. Потом иное дело, когда работают над учебником два человека или две группы людей, и иное дело, когда работает один человек, а другая группа людей смотрит и занимается критикой со стороны.

Я должен сказать, что вот сейчас, вчера, я просмотрел изрядную долю старых учебников, их, конечно, многое множество. Это объясняется тем, что я просил принести все учебники, сегодня будет доставлено новое количество их. Их примерно около 300, но это учебники примерно с [18]65 года. Тут все имена, можно сказать, — и Погодин6, и Песков, если брать дальше — Виноградов7, Иванов, Преображенский и т.д., причем тут не только учебники, но и учебные книги, и различного рода хрестоматийные издания8.

Я эти учебники притащил не только для того, чтобы посмотреть, что было раньше, но вот с какой целью: раз мы берем сейчас эту сторону, прагматическую историю, и мы хотим сюда нажать педаль, то совершенно естественно, что надо взять те учебники, которые были, в сущности говоря, насквозь такими. Может быть, они написаны совершенно не с нашей точки зрения, но надо вспомнить, как люди укладывали это дело.

Вот эти два пути можно взять: или сейчас засесть за создание нового учебника, поручив это одному или двум лицам сразу, или же сейчас заняться радикальным исправлением тех учебников, которые имеются, с тем, чтобы уже сейчас заключить договора с одной или двумя группами авторов для написания новых учебников на 1935/36 год, причем тогда у нас, в сущности говоря, была бы конкуренция, соцсоревнование не двух, а трех учебников — исправленного нынешнего и, если бы мы заказали два учебника, то трех учебников9, и из них мы могли бы выбрать наилучший, причем могли бы пустить в ход и параллельный учебник.

В отношении параллельных учебников нас в свое время ругали следующим обстоятельством, что учителя у нас довольно несовершенны, особенно учителя средней школы по истории. Это, безусловно, учитель по истории — несовершенный учитель, он плохо подготовлен. Это мы знаем по целому ряду фактов, хотя бы то обследование, которое было проведено в 1933 году, по которому мы приняли решение в июне 1933 года, оно обнаружило большую историческую безграмотность не только учащихся, но и не меньшую и учащих. Нас тогда эта сторона даже пугала. Мы рассуждали так: если мы дадим сейчас два учебника, то у одного ученика будет один учебник, у другого — другой, учитель наш не подготовлен и получится чернополосица10 и скверное преподавание, которое имеется сейчас в школе, оно еще больше станет под угрозу ухудшения.

Но, товарищи, все-таки мы уже немножко за эти два года окрепли, школа у нас в руках, если не в полной мере, то уже в значительной мере; она у нас на вожжах, если можно так выразиться. Порядок там есть, режим установился, как общий, так и учебный. Ну, с учителями-историками у нас до сих пор плохо, но все же и здесь мы продвинулись уже хотя бы потому к истине, что знаем наши недостатки. Это нас пугало в свое время, теперь аргумент против параллельных учебников если не исчез совсем, то значительно ослаб. Затем Культснабторг11 находится сейчас в наших руках, поэтому мы при распределении можем добиться того, чтобы в одну область послать один учебник, в другую — другой и т.д. и пр. Поэтому мы можем сейчас пойти на такую операцию.

Следующий вопрос относительно русской истории. Уже в июльском постановлении 1933 года мы в свое время записали насчет того, что следующим шагом по пути преподавания русской истории должно быть выделение ее в качестве самостоятельного курса, причем у нас уже имеется постановление, чтобы и учебник написать по русской истории отдельный. Я сейчас, опять-таки, под этим углом посмотрел существующие учебники. Должен сказать, что это облегчит нам, во-первых, объем учебников, затем это создаст большую стройность всего хода изложения, а, в-третьих, это даст нам возможность историю России и СССР выделить в самостоятельный курс.

Когда мы предварительно рассматривали, как уложить нам эту работу, мы пришли к выводу, что и в учебной сетке надо выделить совершенно точно этот курс, т.е. будет у нас курс всеобщей истории и будет курс России и СССР. Тут есть затруднения, потому что мы имеем еще старые остатки, когда у нас, в сущ[ности] говоря, специальных русских историков даже высшие учебные заведения не готовили12. Мы еще имеем очень неважное на[следие] по части древней истории. В свое время у нас древнюю историю ликвидировали напрочь, поэтому у нас древних историков с фонарем не разыщешь. Так же и с освоением русской истории обстоит неважно. Но мы уже ждать не можем, и поэтому мы должны русскую историю из общей истории выделить безусловно.

Затем, один из последних вопросов. Уже обсуждая этот вопрос в полной мере, я должен довести до вашего сведения следующее: нами сейчас намечены к изготовлению и уже частично изготовляется целый ряд пособий при изучении истории. Пособия эти следующие. Во-первых, исторические карты, затем исторические картины и так наз[ываемый] раздаточный материал: когда разрабатывается какая-либо тема, то на руках учащихся имеется этот материал. Я всего этого материала не просмотрел, скажем, исторических карт я не видел. Но картины мы в свое время тут обсуждали довольно обстоятельно. И, надо сказать, что, несмотря на целый ряд сомнений по поводу этих исторических картин, особенно при нынешнем их изготовлении (бумага и краска играют тут большую роль), мы все-таки пришли к решению, что эти исторические картины надо сохранить.

Раздаточный материал был очень интересный, например, на тему «Парижская Коммуна». Этот материал дает возможность не только оживлять преподавание истории, но, помогая учащимся запоминать основные даты, лица и события, он дает возможность углублять понимание истории и приближать к учащимся эпоху настолько близко, чтобы он видел ее во всех проявлениях. В той же «Парижской Коммуне» это было очень ясно, потому что мы много взяли из Института Маркса—Энгельса и Ленина, дающего живую эпоху материала13. Когда мы дадим учащимся в руки этот материал, все это изложение, как бы оно ни было сухим, оно, конечно, сейчас расцветает.

Затем, диапозитивы. Жалко, что мы не могли здесь сейчас продемонстрировать. Все это изготовлено, все это утверждено, и в силу этого мы будем иметь в нынешнем году этот инструмент в руках преподавателя.

Затем, насчет сухости и оживленности преподавания. Все эти учебники, как общее правило, все-таки написаны довольно тяжелым языком, особенно это надо сказать про учебник по древней истории, доклассовому обществу, древнему Востоку и античному миру. Сухи они.

Вот, примерно, как мы сейчас по директиве Центрального Комитета хотим ставить дальнейшую работу над нашими историческими учебниками. Мы тут созвали вас для того, чтобы послушать ваше мнение и с вами посоветоваться, как это дело двигать дальше для того, чтобы мы имели учебник стабильный, потому что, надо сказать, товарищи, вот я вчера просматривал, у нас везде написано: «Допущен Коллегией Наркомпроса». На этом учебнике имелась такая надпись: «Учебник… издается впервые… (читает)».

Так мы ставили вопрос, когда начинали работу над этим учебником, понимая все эти трудности. Но, товарищи, трудности — трудностями. Всякие, можно сказать, фактические несовершенства мы можем усовершенствовать, но тут есть и некоторые искривления, это все еще остатки прошлых неправильных установок, — это, безусловно.

И вот то, что у нас учебники сейчас лишены в значительной степени целого ряда дат, имен, конкретных событий и пр., это есть не просто недосмотр, а это есть, известным образом, — линия, которая была. Это все остатки старых неправильных установок. И мы сейчас должны с этим разделаться. И та переработка, которую мы должны произвести, она должна иметь в виду и эту сторону дела, потому что по-человечески понятно, как это произошло. Произошло это потому, что все эти Иловайские и прочие получили такое большое «осаже»14, что, конечно, люди, ниспровергая эти старые учебники, в сущности, очень часто делали это с не совсем правильных позиций. И остатки этих неправильных позиций имеются и сейчас15.

Эту работу нам надо поставить самым деловым образом, что, конечно, ни в какой степени не исключает того, чтобы мы обсудили это дело всесторонне. А затем, я считаю, что эту работу немного вам надо использовать и для всяких наших ученых обществ, ученых людей, в том числе Комакадемии16. Разрешите здесь всякие мои невзгоды вам выложить. Комакадемия — это есть Комакадемия, высокое учреждение, призванное к свершению очень славных дел. Но, позвольте, товарищи, я на каждом шагу встречаюсь с таким положением, которое ставит в тупик. С историей у нас более или менее благополучно, потому что в свое время вмешался ЦК, и дело это было энергичнейшим образом исправлено. Но и здесь вот: почему, если какая-нибудь директива имеется, не уметь эту директиву применять так, как следует, т.е. не брать ее с точки зрения только буквы, но по-настоящему вникая в ее существо.

Я не особенный хвалитель наркомпросовских дел, я предпочитаю, когда другие нас хвалят. Я свою обязанность понимаю, главным образом, как ругательскую обязанность, потому что если мы и делаем что-нибудь хорошо, так с точки зрения того, что нам нужно, это же чепуха, это очень мало. Поэтому нам надо себя беспощадно критиковать, и не только формально. У нас есть такие критики, которые готовы в любой момент признаться во всех своих ошибках формально, а в душе у них совершенно другое. Критика должна быть добросовестной, нутряной.

Как надо понимать данную нам директиву? А у нас часто директиву понимают очень узко. Дана директива, он ее и сделал. А как эта директива выглядит в смежной области, этого у нас нет. И это неправильно ...17 и это есть неправильное поведение.

Вот, например, я вам должен сказать, в нашей партии: почему мы директиву Центрального Комитета о школе сумели распространить на войну против комплекса18? Потому что мы поняли ее так, как она должна быть понята — добросовестно. Тут нет никакой заслуги, каждый член партии и беспартийный, который вместе с партией работает, должен понимать директиву таким образом:

Почему мы школьную директиву стремились распространить и на область педагогического образования, где такие же бугры всяких возмутительных безобразий были, как и19 в области школьной работы? Потому что мы стремились по партийному, добросовестно эту директиву понять. Когда мы взяли ее по отношению к школе, мы рикошетом увидели те безобразия, которые имелись в педагогическом образовании. Здесь историки нам не помогли, также и Комакадемия.

Вот пример из другой области, но тоже исторической и имеющей отношение к данному вопросу. Был я вчера в Третьяковской галерее. Там мы много поработали, всей Коллегией выезжали туда для того, чтобы истребить леваков, потому что у нас получается, когда ходишь по Третьяковской галерее и смотришь на эти вывески ихние, или как у них называется очень мягко, этикетаж, то думаешь: что это такое? Разъяснение ли это для зрителя, для его поучения, для марксистского его воспитания или это дискредитация того, что видит зритель? Ведь одно дело — слова, которые мы произносили 16 лет тому назад, иное дело — эти же слова, которые мы произносим сейчас, такие слова, как: помещик, капиталист, кулак. Эти слова сейчас совсем другой привкус получают.

Когда вы видите вывеску относительно художника, что этот художник — идеолог20 буржуазии, и только, то наши ребятишки вытаскивают револьвер. Но позвольте, раз надо в него палить, почему же вы в Третьяковской галерее выставляете портрет этого человека. И получается не разъяснение, а дискредитация. И тут надо подумать. Но для того вы и Академия, чтобы думать. А тут получается, что люди — явно левые загибщики и вообще неизвестно насколько обладающие эрудицией в этой области, творят вреднейшие вещи. Причем устраивается диспут по этому поводу на очень сложную тему, которая для художников имеет громадное значение, на тему: «Реализм и натурализм». Ведь художник у нас очень некультурный, в этой области мы вообще все плаваем. Для того чтобы выпустить человека на собрании художников, для того, чтобы вооружить их в практике соответствующими установками, надо же осмотреть этого человека со всех сторон. Тема увлекательная, но если выпустить человека, который сам от себя разговаривает, причем такого человека, который вообще известен тем, что он не имеет соответствующих знаний, или их имеет, но не говорит, если такой человек выставляется от Комакадемии, вы, конечно, представляете, товарищи, что из этого дела получается.

И молодые наши ученые, аспиранты, оказываются в очень скверном положении. Они не имеют достаточных знаний для того, чтобы воевать тут как следует, а в то же время они чувствуют нутром, что тут дело гнило.

А Комакадемия — она тут причем? У нас вообще развелись такие люди: как где хорошо, так и я тут, как только плохо, так он в подворотню. Нельзя же так. Надо же отвечать за свое дело. Почему мы должны всегда за это отвечать?

Я очень извиняюсь перед историками, что я затронул эту тему, но должен сказать: пускай Комакадемия извлечет из этих вещей небольшой хотя бы урок. Мы и этим ограничимся на первое время. А то что же получается? Мы — орган практического руководства — соответствующие уроки извлекаем, а я не вижу, чтобы ученые наши, на которых мы должны были бы опираться, нам в этом деле помогали.

Эти учебники — иллюстрация того, что люди здесь не поняли своей задачи до конца. Вот, примерно, что я хотел сказать. А сейчас я попрошу товарищей записываться для выступлений.

Тов. Жаков. Товарищи, по-моему, сейчас впервые правильный курс берется относительно писания учебников. Здесь все-таки вина, по-моему, падает не только на историков. Писание учебников было поставлено в такие условия, что это действительно представляло монополию. Заключались договора, и здесь всякая возможность соцсоревнования была практически исключена. Учебник издавался, и никакие другие учебники, проекты учебников выйти в свет не могли, и писать учебник было в значительной степени бессмысленно. Поэтому получилась такая картина, что вышли учебники с очень крупными недостатками. Мало того, поскольку было возможно какое-либо соревнование по 1-й ступени, то оно было поставлено в очень нездоровые условия конкуренции. Условия оплаты автора изумительные: человек, написавший учебник и его издавший, в наших советских условиях обращается в богача, он становится в исключительные условия. Этого не нужно, нужно устранить нездоровую конкуренцию. Нужно развернуть соцсоревнование, а не нужно развивать настоящую горячку вокруг этих гонораров и т.д. Обстановка тут была неприятная, так что участвовать в этом деле было не совсем хорошо, и критиковать было страшно.

Я был тут страдательным лицом. Участвовать в этой конкуренции, спорить со своими конкурентами было просто неприлично, потому что это был вопрос о каком-то бешеном гонораре, неприятная обстановка21. Это нужно исключить. Развернуть соцсоревнование на этой почве необходимо.

Я приведу пример, насколько неудачно была постановка этого дела. ГАИМП предлагает Учпедгизу22 написать проект учебника, но Учпедгиз говорит: я не веду переговоров с отдельными лицами. Тогда ГАИМП гарантирует, что выдвинет отдельных лиц, что можно будет заключить договора формально с этими лицами, но что ГАИМП желает взять на себя ответственность, наладив издание пробных экземпляров учебников, то оказывается, что Учпедгиз не хочет иметь дело с научными учреждениями, хотя ответственность лиц и гарантируется. ГАИМП предлагает издавать пробные учебники для того, чтобы подвергнуть их всяческому обсуждению, критике и т.д. Издать вначале учебник средствами ГАИМПа в количестве 2-х тысяч экземпляров для того, чтобы это разошлось среди историков, чтобы историки могли реагировать, а затем издавать учебник в массовом тираже, то получается, что условия такие не приемлемы: Учпедгиз говорит, что он связан известными сроками, и это предложение отвергается.

Нужно дать товарищам работать в нормальных условиях, издать части учебника, отдельные главы, осветить отдельные вопросы как можно шире, и затем выбрать лучшее из того, что будет таким образом напечатано и подвергнуто обсуждению. Такую организацию дела необходимо вести для того, чтобы учебник был сколько-нибудь добропорядочным.

Еще одна ненормальность. Программа учебника проходила в Наркомпросе, при наблюдении и участии ЦК и т.д. В той части, в какой мне пришлось принять23 участие в рецензировании программы по доклассовому обществу, по древней истории, дело обстояло ненормально. Нам дали программу неграмотную, в ней были допущены колоссальные ошибки. Когда программа была напечатана, мы не увидели своих поправок. Мы написали письменный протест, под которым подписались, и минимум исправлений был внесен. Ведь этими программами автор связан, по этим программам, часто не совсем грамотным, должен писаться учебник.

С проработкой программы, которая не подвергалась обсуждению в научно-исследовательских исторических учреждениях, обстояло тоже не совсем нормально. Эти две вещи нужно устранить. Нужно программу сделать предметом нашего широкого обсуждения. Тогда мы сможем действительно выбрать лучший учебник, и дать действительно настоящий хороший стабильный учебник. При других условиях, конечно, этого не будет.

Относительно исправлений учебников. Конечно, насчет части учебников это возможно, а учебник по доклассовому обществу и древней истории, он просто не поддается исправлению. Условия для критики его... (не слышно). «Написан академиком, европейский учебник», как его характеризовали, и крышка, кончен бал.

Тов. Бубнов: — Если у вас так пишется «история», то какая у вас может быть написана история?

Тов. Жаков: — Факт, что этот аргумент имел значение — «европейская внешность учебника» и все проч. И выполнение техническое учебника нехорошее, и язык некудышный, учащимся недоступный. И напечатано это с большим количеством разрядки. Ученику читать такой учебник — каторжное мученье. Я думаю, что и порядок принятия учебников надо провести таким образом, чтобы внимательно было обсуждено — правильно ли отобрана, отрецензирована та работа, которая представляется в качестве стабильной.

Относительно самих историков. Тут я на 100 % присоединяюсь к А.С. Если взять старые Випперовские учебники24 и сравнить с современными нашими учебниками, ведь их можно читать. Прекрасный язык. Можно сесть и за вечер прочитать учебник без малейшего напряжения. Попробуйте так прочитать наш учебник. Невозможно, язык суконный. Прежде всего, это не книжка, которую можно дать ребенку для того, чтобы он ее читал. Можно только принудительными мерами заставить читать такую сушь25.

Совершенно верно также, что в этих учебниках зверский схематизм. Материал преподнесен в минимальных дозах, и очень часто с большими ошибками и извращениями. Но надо сказать, что здесь мы стоим перед очень большими трудностями, которые отсутствовали перед авторами старых учебников: целый ряд проблем в истории недостаточно нами разработан или вовсе не разработан, автору учебника в значительной степени приходится предвосхищать ту исследовательскую работу, которая еще не проделана исследовательскими учреждениями26.

В этом колоссальная трудность. Дать то или другое историческое лицо можно, но изобразить его так, чтобы не наврать, это иногда очень трудно. И в этом отношении особо необходима коллективная работа. Здесь одному лицу часто проделать работу нельзя. Я не говорю, чтобы учебник был обязательно написан какой-нибудь бригадой, он может быть написан одним лицом, но процесс исправления должен быть достаточно хорошо обставлен, чтобы товарищи, которые разрабатывают определенные проблемы, вопросы, могли бы внести свои поправки в виде особых статей и т.д. Тогда можно будет сделать более или менее приличный учебник. Вот какие условия для этого необходимы.

Основное условие — развернуть соцсоревнование, дать возможность соревнующимся товарищам отдельные части работы печатать. Тогда можно получить желательный Наркомпросу исход.

Тов. Крупская: — Вряд ли сейчас стоит говорить о трудностях, в каких условиях писались учебники и т.д. Сейчас поставлен очень большой значимости вопрос — как писать учебник. Мы знаем, что ребята наши мыслят чрезвычайно конкретно. И если мы им даем материал отвлеченный, то у них не остается никакой исторической перспективы. Это особенность ребят — отсутствие исторической перспективы.

В прошлом году я была в 25-й школе на испытаниях по разным предметам. История — это было самое слабое место, потому что проходилась социологически, посылали их читать Маркса, учебника тогда никакого не существовало. Как они усвоили Маркса, ведь это семилетка? И в ответах ребят не чувствовалось никакой исторической перспективы. Если они говорят о Макиавелли, то его они понимают, точно он в Советской России жил. Самое важное — это историческая перспектива.

Я училась истории в давно прошедшее время, когда требовали изложения по Иловайскому, но училась я у прекрасного учителя-историка, который рассказывал совсем не то, что было написано в учебнике, но который имел некоторую склонность к отвлеченности, и вот, не зная нас, или желая себя проверить, он в 7-м классе предложил нам написать по векам, что кто помнит, события какие, в каком веке. Когда он эти сочинения прочитал, он нам сказал: «Как видно, истории вы не проходили». Такое там было переплетение, смесь того, в каком веке какое событие было. Он даже не возвратил этих сочинений. Там была такая поэтическая путаница всех событий, что потом он нам долго толковал о том, что такое прагматическая история, как надо проходить ее в системе, и что значит система в истории.

Должно быть благодаря тому, что приходилось истории хорошо учиться, часто спрашиваешь у учеников, что когда было. Я имела разговор с девчуркой, которую я раз уже допрашивала по международному вопросу. Мы разговаривали на разные темы политические. «Ты слышала о 1-м марте 1881 года?» — «Нет, не слыхала». «Ты не слыхала, что убили царя?» — «Какого царя?» Я ее спросила: «Что ты о царях знаешь?» — «Знаю о Екатерине II, после ее был какой-то хороший царь». Это ученица 4-й группы. Я ее спросила: «А что вам рассказывали в 3-й группе?» — «О революции говорили». Я вспомнила опыт, который над нами проделал наш хороший педагог. Когда подходишь к вопросам истории, так думаешь: элементов социологии у нас очень много в наших учебниках.

Тов. Бубнов: — Извиняюсь, что перебиваю, я сейчас параллельно пролистал учебники по литературе, там очень много элементов публицистики. Это тоже надо посмотреть. Мы же с вами не против публицистики, и не против социологии, но надо все к месту, и ко времени, и в соответствии, что называется.

Тов. Крупская: — Социология должна базироваться... (несколько слов не слышно). Побольше обобщений, чтобы сам ученик делал, но чтобы он яркие картины себе представлял. Мы учили древнюю историю по Мельгунову, и то, что у него написано, запомнила на всю жизнь.

Тов. Бубнов: — Я могу вам представить этот учебник, он у меня лежит27.

[Крупская] Я его не перечитывала с 5-го класса гимназии. По-моему, книжка была написана очень живо, картинно, такие действительно были картинки, которые на всю жизнь запомнились. Но если мы даем социологию нашим ребятам, то они повторяют, они учатся оценивать факты. Не знаю, можно ли тут винить специалистов-историков. Их задача — дать историю в свете марксизма, они не занимаются вопросом, как это передать ребятам. А на педагогах-преподавателях, которые знают, как ребята воспринимают, на них это, прежде всего, лежит. Мне кажется, самое важное — научить ребят из ряда конкретных фактов делать вывод. История для этого чрезвычайно благодарная дисциплина. Но это у нас выпадает. Приходилось часто на заседаниях комиссии слышать споры — как дать оценку такому или такому факту. Много еще тут недоработанного. И невольно — такое устремление свою точку зрения на факт, который представляет ценность, отразить как-то в учебнике.

И второй вопрос — чтобы не получилось у нас нагромождения. Если не отбирать главного, то получится толстый том, бумаги не хватит. Надо, чтобы было выбрано самое существенное. И затем — хронология.

Вот эти соображения я хотела бы высказать, потому что мне кажется, что надо бы, чтобы обсуждение шло в этой плоскости. О трудности написания и издания учебников можно поговорить в другом разрезе. Как излагать факты в определенной последовательности, чтобы это отражало, как это в жизни было, и выражало бы самое существенное, и было бы это конкретно. Конкретность не только в языке. Язык — языком, но конкретность — в выборе самого факта и в изложении самого факта.

Тов. Бубнов: — То, что говорил т. Жаков, имеет свое значение. Я не против такого сорта критики, и я считаю, что в том, что он сказал, есть много верного. Но нам сейчас не об этом нужно говорить. То, что говорил т. Жаков, могут и неисторики сказать, а вы скажите то, что должны сказать как историки, как специалисты — это нам надо.

Тов. Лукин: — Я хотел бы остановиться на первом вопросе, который поднял Андрей Сергеевич, именно на вопросе о том, нужно ли заново писать все стабильные учебники или нужно поработать над тем, чтобы должным образом их исправить. Поскольку нам не было сообщено, какие выводы имеются в инстанциях наркомпросовских, постольку очень трудно ответить на вопрос в общей форме. Вероятно, придется решать этот вопрос индивидуально. Некоторые учебники, по-моему, поддаются исправлению, некоторые не поддаются — придется конкретно решать.

Относительно учебника Ефимова. Я считаю, что нападки на этот учебник в значительной степени несправедливы. Этот учебник как раз страдает не недостатком законченных марксистских формулировок, как это говорили, а очень слаб с методической стороны. Он очень труден для усвоения и недостаточно конкретен в смысле фактов28. Методическая сторона заслуживает нашего сугубого внимания. Мне кажется, не было ли известной ошибкой со стороны Наркомпроса привлекать к писанию стабильного учебника исключительно товарищей, имеющих дело с высшей школой, т.е. людей, которые с нашими ребятами, с нашей средней школой не имеют никакого дела, которые в значительной степени не в курсе установок методических, которые имеются в Наркомпросе.

Тут Андрей Сергеевич говорил, что значительное число наших преподавателей-историков невежественны и проч. В массе это так и есть, но все-таки в Москве и Ленинграде есть много старых опытных педагогов, которые работали не один десяток лет, и которые работают в школе и сейчас.

Тов. Бубнов: — Не особенно много, но есть.

Тов. Лукин: — Их надо привлечь к писанию учебника в первую голову. Такие учебники, как Виппера, Виноградова — эти учебники важны не для средней школы. Мы Виппером пользовались в Университете. Виноградов — это скучнейший учебник, какой можно себе только представить.

Когда мы говорим о конкретике, нужно иметь в виду, что наша конкретика совсем другая. Для наших ребят важны не даты царствования просто Вильгельмов или Фридрихов-Вильгельмов, нам важно знать, когда жил и умер Маркс, Лютер.

Здесь нужно остерегаться, как бы не перегнуть палку, и в погоне за ...29 не дать неправильных установок. Нужно остерегаться, чтобы в новом стабильном учебнике преобладали все эти даты царствований, войн, битв и т.д. Все это надо очень умело сочетать. И в то же время мы не можем отказаться от чисто социологических выводов.

Тов. Бубнов: — А кто же предлагает от этого отказываться?

Тов. Лукин: — Я говорю это в виде предупреждения. Здесь надо идти по линии привлечения не только ученых, историков, профессоров и т.д., но и наиболее выдающихся преподавателей средней школы.

Два слова о Комакадемии. Не буду говорить о том, в какой степени идет или не идет навстречу Наркомпросу Академия в целом, но хочу указать, чем мы располагаем, потому что существует переоценка наших сил. Конечно, в деле помощи НКПросу мы сделали позорно мало30. После того, как у нас была Надежда Константиновна, мы поставили целый цикл лекций для ваших педагогов. Затем мы организовали при Институте специальную группу по методике истории и дали определенную установку — заниматься не методикой преподавания истории вообще, а методикой преподавания истории в средней школе. Но привлечь к этому делу мы могли, главным образом, силы, стоящие вне Института, ибо наш штат совершенно ничтожен. Затем, до сих пор у нас была установка на помощь высшей школе, и весь наш план 1934 года обременен рядом обязательств в отношении высшей школы.

Я хочу здесь только отметить, что мы берем на себя очень скромную роль по отношению помощи Наркомпросу просто потому, что сил у нас мало, а между тем, требования к нам очень велики. Что мы могли бы все же сделать? Несомненно, мы могли бы оказать большую помощь при написании учебников в качестве консультантов и редакторов, при обсуждении учебников и, главным образом, при обсуждении различных учебных пособий. Такого рода работу мы беремся проделать.

Но что касается написания определенных учебников, боюсь, что в этом году вряд ли удастся кого-нибудь из товарищей, взявших на себя целый ряд и других обязательств, заставить написать учебник. Но повторяю, что от такого рода работы наш Институт ни в коем случае не отказывается и готов взять ее на себя.

Тов. Панкратова: Мне хочется поставить следующие вопросы: каково должно быть содержание учебника по истории, и какова должна быть роль историка-исследователя учебника? Я говорю именно об историках-исследователях, а не историках-педагогах, потому что создание подлинного большевистского учебника возможно на базе соединения историка-исследователя и историка-педагога31.

Можно присоединиться к моменту выступления Н.М.32 относительно того, что нужно к созданию учебников привлечь старых педагогов, у которых имеется методический опыт. Как бы историк-исследователь ни был сведущ в предмете, он не сможет преподавать материал так, чтобы он был доступен для учащегося.

Каково же должно быть содержание такого большевистского учебника? Мы сейчас не можем ставить вопрос, и никто не ставил этого вопроса о том, чтобы, уходя от одного перегиба, имевшегося в исторической литературе...33

Тов. Бубнов: — И еще имеющегося.

Тов. Панкратова: — ...с которым нужно продолжать борьбу, перейти к перегибу в сторону голой конкретики. Мы бы не были большевиками, если бы мы вопрос так ставили. Недавно на Варшавском конгрессе историков34 была создана секция по вопросу о том, каким должен быть учебник в школе. Этот вопрос должен быть обсужден и на международном историческом конгрессе. Я работала в этой секции, и любопытно подчеркнуть, что целый ряд буржуазных историков-исследователей выступили35 с активной защитой учебника не просто конкретного, а учебника с ярко выраженной политической и общественной темой. Они подчеркивали, что нужно сейчас давать учащимся учебник, который ориентировал бы его в текущем политическом переплете. Таким образом, буржуазные историки от перегиба в сторону конкретики уже отошли. Тем более, этого не должно быть у нас.

Теперь вопрос, чем же должно быть наполнено содержание учебника? Это вопрос для нас чрезвычайно важный. Мы должны, прежде всего, использовать замечание Ленина в его оценке учебника Покровского36. Отмечая достоинство учебника, он указал, что он может быть в значительной степени образцом нового учебника, противостоящего старому учебнику. Но какое существенное дополнение он сделал по отношению к этому учебнику? Он предложил М.Н.37 составить ...38 таблицу, дополнить учебник конкретным материалом в смысле дат, т.е. таким материалом, который шел по линии основного недочета, который был у Покровского. Тов. Покровскому приходилось читать его лекции перед уезжающими на фронт курсантами-свердловцами39, которым приходилось вести упорную борьбу на фронте. С этой точки зрения он излагал свою лекцию, и тов. Ленин сделал замечание, которое должно было исправить самый существенный дефект учебника Покровского. Исходя из этого замечания Владимира Ильича, мы должны будем продолжить нашу работу.

К сожалению, должна сказать, что до последнего почти времени, со времени, когда мы начали борьбу с так называемым комплексированием, у нас в этом направлении шло как раз наоборот. Фактически мы ликвидировали преподавание истории в течение ряда лет. Этого не было даже по высшей школе. Преподавание истории общественных форм, которое у нас было, привело к тому, что конкретно история почти ликвидировалась. К этому периоду надо отнести и то, что почти совершенно исчезло из высших учебных заведений и преподавание истории России40.

Роль историка-исследователя должна быть, прежде всего, в том, чтобы политические, социологические установки, темы и т.д. были даны в выдержанном марксистско-ленинском направлении. Наша работа должна заключаться в том, чтобы мы вместе с преподавателем и методистом эту сторону обеспечили.

Задача нашего союзника-преподавателя заключается в том, чтобы в основном подобрать из огромного вороха фактов, которыми мы располагаем, такие факты и оценки, которые дошли бы до сознания учащихся.

Абсолютно правильно сказала Надежда Константиновна, что у ребят нет исторической перспективы. Они мыслят очень конкретно и легко перетасовывают события. Задача педагога заключается в том, чтобы эти исторические факты, явления, события были бы так расположены и поданы ребятам методически, чтобы они дошли до их сознания и развивали бы в ребятах эту историческую перспективу.

Поэтому первое мое предложение такое: нам нужен пересмотр учебников, и написание новых создавать коллективно по линии кооперации историков-исследователей и по линии кооперации с педагогами, методистами и т.д. Без этого будет уклон для них в сторону конкретизации, для нас — в сторону недоходчивости до сознания ребят.

Два слова по линии своей специальности — по истории России и по истории СССР. Я считаю, что давно пора перейти к преподаванию отдельного курса по истории России и истории СССР, и не только в высшей школе, но и в средней. Фактически, мы являемся современниками такого строя, который уже около 2-х десятков лет строит социализм в новых условиях. Уже историю Советского Союза можно и нужно было бы дать ребятам. У нас в этой области нет ни одной изданной книги, которая давала бы ребятам представление об этом историческом процессе.

Имеется учебник Ванага по истории России, который не издан. Мне кажется, что не нужно было бы бегать и искать учебник, а можно было бы взять в основу учебник Ванага, совместно с преподавателями его просмотреть и ускоренным темпом выпустить учебник41.

На вопрос, который был поставлен, каким путем нужно пойти сейчас в работе. Нужно пойти обоими путями, т.е. заняться критическим пересмотром имеющихся учебников на базе кооперации историков, и одновременно начать подготовку параллельных новых учебников, прежде всего учебника по истории России.

Тов. Ванаг: — По вопросу о типе учебника. Мы можем построить учебник прагматической истории таким образом, что исторической перспективы не получится. Такая опасность существует. Каким должен быть этот прагматический учебник? Прагматический учебник должен быть таким, который давал бы ученику исторические перспективы и понимание того, что происходит непосредственно в Советском Союзе. Тут очень большая задача. Основной вопрос — это не только дача фактов, но основной вопрос заключается в отборе фактов. Если мы построим учебник по принципу отбора фактов, который имеется в старом учебнике, тогда у нас будет обольшевизированный Иловайский, а нам нужен большевистский Иловайский. Основной вопрос — это вопрос отбора фактов42. Тогда сама социология не будет вредить усвоению курса ребятами, а сама социология органически будет связана с этими фактами, потому что сами факты приведут ребятишек к выводам.

Конечно, в первую очередь — эта задача ложится на нас, исследователей. Если мы будем требовать, чтобы это было сделано преподавателями школ, то ничего из этого не выйдет.

Нужна ли кооперация? Конечно, нужна. Как эту сумму фактов, которую мы отберем, преподнести наглядно, мы не знаем. Следовательно, кооперация с преподавателями нужна.

О типе учебника. Представить дело так, что мы сможем создать хороший учебник уже для 1935 года — это утопия. Получится примерно то же самое, что мы имеем. Ведь факт, что учебник нам присылали для рецензий в сверстанном виде и давали 3 дня срока. Подготовка учебника должна пойти по другой линии: мы должны поставить задачу создания такого учебника на 1935/36 год. ...43 а на этот учебный год ограничиться переделкой существующих учебников.

О роли Комакадемии. Тов. Бубнов, конечно, правильно сказал, но мы также должны предъявить счет НКПросу. Сегодня, кажется, первое торжественное заседание, когда НКПрос призвал историков.

Тов. Бубнов: — Это неверно, что в первый раз.

Тов. Ванаг: — Но в такой плоскости, как сегодня, вы ставите вопрос впервые. Я думаю, что тов. Лукин несколько уменьшил наши возможности. Мы должны будем взять на себя написание, по крайней мере, одного учебника. В отношении учебника русской истории я всецело присоединяюсь к т. Панкратовой. Такая потребность давно назрела. Она назрела и с точки зрения типа самого учебника. Мы не можем построить такой учебник для ребят, который охватил бы, в конце концов, все эпохи и все страны. Кроме смешения в головах учащихся тут ничего не получится. Подойдя чисто педагогически, это новое требование по созданию учебника русской истории стоит очень остро. К созданию такого учебника нужно приступить. Нужно ставить вопрос о создании учебника специально для средней школы.

Последний вопрос — о наглядных пособиях. Я думаю, что наша роль в создании наглядных пособий должна быть большая. Это дело чрезвычайно сложное, поэтому наша консультация здесь необходима. А эта работа прошла мимо нас. Тут мы можем предъявить некоторый иск Наркомпросу.

Тов. Львов: — Андрей Сергеевич сказал, что со стороны директивных организаций дано указание о необходимости улучшения преподавания истории. Из этого совершенно ясно видно, как близко и как много ЦК нашей партии занимается вопросами школы и всем культурным строительством, оперативно руководя.

Я думаю, из этого следует, что представленное здесь большое количество научных работников исторического фронта должно будет включиться в борьбу за реализацию указания ЦК...44

Я думаю, что, видимо, мы не можем ограничиться постановкой вопроса только об учебнике. В оперативной работе нашей придется иметь дело с целым рядом вопросов, связанных с постановкой преподавания не только в средней школе, но и в высшей школе. Естественно, что вопрос об учебнике встает как наиболее острый вопрос.

Тов. Бубнов: — Острый и срочный.

Тов. Львов: — Совершенно правильно предыдущие товарищи отмечали, что у нас на этом участке сейчас обстоит далеко не благополучно. Надежда Константиновна очень красочно приводила пример того, как преподается история в школе и какие здесь имеются недостатки. Мы в последнее время побывали в ряде школ, и наши наблюдения тоже говорят о том, что положение с преподаванием истории очень плохо. Возьмем такой факт, который должен был бы быть в памяти у ребенка. Мы спрашиваем: «При каком царе в 1861 году было раскрепощение крестьян?» Ребенок отвечает: «При Александре III».

Голос: — На одного ошибся.

Тов. Львов: — Видимо, действительно, в школе нет знания фактов, фактического материала, и это не случайно. Андрей Сергеевич сегодня говорил, что эти недостатки в преподавании истории, они не случайны. Они связаны, бесспорно, с теми ошибками, которые были у нас на фронте школы в прошлом. Это в сильной степени проявилось на преподавании истории. Видимо, так бывает: сильно размахнулись, и были допущены перегибы.

Тов. Панкратова говорила, что положение таково, что в нашей школе выбросили историю. Очевидно, считалось за грех — преподавать историю. Случайно это явление? Видимо, это имеет объяснение. Я думаю, что это нам нужно учесть и извлечь из этого опыт.

Как сейчас надо будет подойти к этому делу? Конечно, наиболее срочный вопрос — это вопрос об учебниках. Но надо сразу начать и с программ. Надо посмотреть программы по истории.

Тов. Бубнов: — Когда мы работали над учебником, мы, не внося исправлений в программу, изменяли учебник таким образом, что отступали от программы. Мы программу в целом ряде мест исправляли в учебнике.

Тов. Львов: — Сегодня и завтра учитель в школе руководствуется программой и преподает историю по программе.

Тов. Бубнов: — Программа — это все-таки схема, но преподаватель должен и обязан руководиться программой. Это мы правильно сделали.

Тов. Львов: — И прежде всего здесь нужно обеспечить следующее: из беседы с преподавателями видно, что надо обеспечить в программе разгрузку материала. Программа загружена.

Тов. Бубнов: — Это будет очень трудно сделать, тогда нам придется систематику еще больше нарушить.

Тов. Львов: — Это не обязательно должно идти за счет нарушения систематики. Я думаю, что надо пересмотреть программы, идя внимательно по годам обучения, и конкретно рассмотреть самый материал — что можно оставить, что нет. Но практики-педагоги этот вопрос ставят, и его пересмотреть нужно.

Тут Надежда Константиновна дала указания, как надо подходить, чтобы действительно наполнить учебник фактическим материалом, как его отобрать. Эти указания должны быть учтены. Дальше будет проводиться работа над учебником, но совершенно бесспорно одно. Тов. Лукин поставил вопрос о том, что нужно ли оставлять социологию. И ставить этот вопрос не нужно, потому что никто его не поднимает45. Речь идет о том, где найти сейчас звено, за которое нужно ухватиться. Действительно, надо дать ребенку такой материал, который был бы наполнен этими фактами. И это явится таким звеном.

Тов. Бубнов: — Тогда и социологию он будет выяснять значительно легче. И что это за социология без людей.

[Львов:] — Андрей Сергеевич указал два пути создания учебников. Я думаю, что они друг друга не исключают. И, безусловно, надо использовать старые учебники, оттуда мы можем кое-что извлечь — из опыта писания старых учебников46.

И прежде всего необходимость известной хронологии в подаче фактического материала, затем известная систематика этого материала, объем, расположение, оформление этого материала. Кое-что можно заимствовать. Историю России в средней школе мы прорабатываем главным образом по учебнику Покровского. Там львиная доля падает на пятый год. Это не целиком приемлемо. Конечно, изучать историю с пятого года нужно, но соотношение учебного материала в расположении здесь, очевидно, придется пересматривать...47 (не слышно). Центральный Комитет в свое время принял постановление о стабильном учебнике. Стабильность не исключает параллельности.

Тов. Бубнов: — Имейте в виду, что букварей у нас два.

Тов. Львов: — Только в этом смысле мы должны говорить о параллельном учебнике. В старой школе пользовались не одним учебником.

Тов. Бубнов: — Но там не было единой школы.

Тов. Львов: — Нужно сразу сделать оговорку, чтобы не сбивались. Поэтому, говоря о параллельном учебнике, мы не должны отступать от того, что уже записано.

Я думаю, что в ближайшее время надо будет поставить вопрос о работе с учителями. Мы имеем положение, когда историю преподает молодежь, не имеющая никакого исторического образования. Чаще всего историю преподает молодой комсомолец. В Москве все-таки лучшее положение, но и здесь преподает комсомолец.

Голос: — Среди них есть хорошие преподаватели.

Тов. Львов: — Но, тем не менее, им нужно историческое образование. Преподаватель сам признает, что он работает над учебником, который ему дали, и знания его не простираются дальше этого учебника. Поэтому здесь встает проблема подготовки учителей-историков и повышения их квалификации. Эти вопросы надо поставить и дать необходимое мероприятие.

Наши предложения: прежде всего, проработать вопрос и наметить у себя по линии самой постановки преподавания истории мероприятия, с тем, чтобы была внесена ясность в этот вопрос, чтобы историки знали, как преподавать историю. В связи с этим надо еще раз просмотреть программу. Вопрос об учебнике надо сделать основным. Оперативным порядком этим вопросом надо заняться и быстро его продвинуть. Тут вопрос об авторе, о форме подачи материала и т.д. И, наконец, о кадрах: подготовка и переподготовка. В последовательном порядке мы, таким образом, включимся в выполнение решения ЦК.

Тов. Бубнов: — Я хочу сделать несколько дополнительных замечаний. Я собрал вас48 исключительно по вопросу об учебнике, потому что остальные вопросы, они, во-первых, должны быть разрешены при привлечении совершенно других людей. Конечно, мы и вас привлечем, но, все-таки, целый ряд вопросов, скажем, вопрос о преподавателях, должен разрешаться несколько другим способом. Этот вопрос в смысле разрешения на бумаге, он значительно проще. Самый главный вопрос — это вопрос об учебнике, причем мы должны будем не просто ограничиться этими разговорами, — нам нужно совершенно конкретное решение, и конкретное решение, оно должно быть следующим:

Если мы примем решение сейчас, по которому мы для 1934/35 года берем за основу уже имеющийся учебник для 1934–35 года и радикальным образом улучшаем, а для 1935/36 учебного года немедленно создаем определенную группу, которая по определенному плану начнет работать уже сейчас...49

Такое решение лично я и просил бы обсудить. Тогда надо будет сделать следующее: взять, примерно, учебник Ефимова и Фрейдберга50 и прежде всего, начать с обложки, и сказать, как этот учебник должен называться, сохраняем ли мы старое название или меняем его. Я лично считаю, что нужно подумать относительно того, чтобы дать учебнику другое название.

Затем, пойдя дальше, надо конкретно сказать: вот мы берем для 1934/35 года этот учебник, исходя из этого, что на скорую руку новый учебник опасно пускать в такое плавание.

Мы берем учебник за основу с оглавлением, которое имеется здесь, и начинаем вносить изменения: эту часть сократить, эту изменить так-то и т.д. и пр. И уверяю вас, товарищи, это будет одновременно работой над программой, потому что когда мы это проделаем в отношении учебников, мы возьмем из нее квинтэссенцию и внесем в качестве изменений в программу.

То же самое мы должны будем сделать с учебником Гуковского и с учебником Никольского.

С историей России мы сделаем следующее: из всех этих книг мы возьмем соответствующие главы и, то же самое, немедленно сорганизуем людей, которым дадим это в качестве материала, и скажем: используйте материал и сейчас же нам это напишите. Во всяком случае, материал по истории России мы отсюда вынем, потому что у нас уже есть постановление относительно того, чтобы была отдельная история России и СССР.

Затем относительно фактов. Прежде всего, надо дать хронологию. Нам надо хронологию пересмотреть и дать новую дополнительную порцию хронологии. Это несомненно.

Затем относительно фактов. Я должен вам сказать, что надо факты выбрать очень тщательно, важнейшее. Возьмите, например, ту же самую древнюю историю. Скажем, Пунические войны надо давать или не надо? Ганнибала, битва при Канне — нужно давать или не нужно? Вот, пожалуйста, решайте — давать или не давать.

У вас немножко есть такая установка, что этого не нужно. Я вам говорю: это неверно. Возьмите историю Египта. Я утверждаю, что там можно найти такие имена, которые будет полезно знать учащимся, и как следует с этими именами связывать определенную историческую полосу. Это для ребят будет интереснее, значительнее, чем сейчас, и это важно с точки зрения истории. Это безусловно.

Я беру случайно взятые факты, но утверждаю — мне показалось, что у вас прозвучала такая нотка, что такого сорта имена и события мы заранее выкидываем.

Голос: — Верно, есть.

Тов. Бубнов: — Это все отрыжки старого. Генриха IV или папу Григория VII, что вы выкидываете это самое? Почему это не взять? У вас — как папа, как царь — так в шею! Мы достаточно этим персонам надавали в шею, чтобы для марксистского воспитания их соответствующим образом использовать. Это можно сделать. У вас до сих пор есть такой атавизм. Мы живем, слава тебе, господи, долго, Октябрьская революция на громадной дистанции от нас. Надо все-таки уметь мыслить в соответствии с эпохой. У нас вторая пятилетка — вот какая у нас эпоха! Надо же понять! Все понятия имеют способность меняться. Возьмите такое понятие как русский язык. Что такое был русский язык в свое время? Это был инструмент угнетения, русификации, и кто бы подумал тогда предложить русский алфавит для того, чтобы некоторые национальные меньшинства переводить на это? Никто. А сейчас мы предлагаем. И правильно, потому что это язык величайшей в мире революции.

Точно так же целый ряд весьма одиозных понятий, как «папа», «царь», мы в интересах коммунизма можем поставить на службу пролетарской диктатуре.

Историки, вы должны выбрать факты, потому что вы специалисты. В Египте вы должны выбрать такие имена, которые будут полезны, и в Греции, и из войн взять то, что на потребу коммунистическому воспитанию ребят. Это нужно и можно сделать.

Мне послышались у нас эти огрызки прошлого, с этим надо расправиться самым энергичным образом.

Насчет социологии. Здесь звучали такие слова, которые совершенно ничему не соответствуют. Кто51 здесь говорил о вредности социологии? Нельзя таких терминов употреблять. Немножко смехотворно слушать на таком ученом собрании относительно того, что кто-то ставит на дискуссию вопрос социологии. Если бы вы так вопрос поставили, мы бы вас разбили под орех и пригласили других историков, которые помогли бы нам. Не об этом совершенно идет речь.

Такая постановка вопроса может только сбить с толку в работе, а не направить.

Тов. Крупская: — В порядке прений у меня явилась такая мысль. Мне приходилось работать над уже написанными вещами. Иногда над готовой работой работать гораздо труднее, чем писать заново, потому что, какие бы вы не брали оттуда клочки, сама нить марксистская, она нарушается. Может быть, можно провести такую работу параллельно по составлению хрестоматии, которая бы давала ряд иллюстраций. Но здесь вопрос выбора фактов. Если выбирать конкретные факты, это было бы помощью учителю и ученику.

Тов. Котов: — Мне приходится выступать как преподавателю-практику. Вместе с тем, я связан и с методической работой Института. Исходя из сравнительно короткого опыта, который имеется у нас по использованию наших учебников, в отношении пятого года можно определенно сказать, что преподаватель считает этот учебник конспектом для себя, и что работа с этим учебником с ребятами является работой чрезвычайно трудной, и требует от нас очень большого мастерства, чтобы приспособить этот учебник в школе. Трудность этого учебника заключается в том, что, давая обобщающий материал, он не дает преподавателю основных моментов, от которых можно было бы отправляться, ярких красочных моментов. Поэтому преподаватель должен иметь обязательно значительный кругозор в разделе истории доклассового общества — Греции и Рима, — для того, чтобы суметь заинтересовать ребят.

Я, например, прорабатывал греко-персидские воины. Приводится, скажем, такая фраза: «Глава партии Фемистокл доказывал... (читает)».

Вот все, что говорится о Фемистокле. Есть определенная фигура, личность, и больше ничего. До этого — общие рассуждения, ориентирующие преподавателя, но не дающие ему таких фактов, на которых можно было бы построить изложение.

Я вынимаю с полки старые книги — Виппера, Виноградова. Беру другую характеристику и ее использую. «Кто был Фемистокл... (читает)». Я, конечно, использую сейчас же этот момент. Я не читаю этого ребятам дословно, но для меня имеется определенный момент, который я сейчас же использую для того, чтобы дать яркую картину и нарисовать определенную фигуру, около которой можно построить весь этот материал. В этом учебнике этого нет, и в этом направлении придется, конечно, очень много работать. Если брать учебник шестого года обучения, то там мы имеем другой момент, тоже чрезвычайно затрудняющий работу. Там материал подан очень просто, но это простота кажущаяся. Тут нужна громадная работа учителя над собой. Нужно подбирать соответствующий материал, чтобы дать в понятной форме те или иные факты ребятам. Поэтому над учебником шестого года нужно поработать.

Относительно учебника пятого и седьмого года. У меня состав ребят с чрезвычайно повышенными историческими интересами и с общим развитием. Я работаю в школе, где учатся ребята ответственных работников, и они с этим учебником справляются. Они справляются даже с Великой французской революцией, которая изложена на тридцати страницах. Здесь это возможно, но общий отзыв об этом учебнике как об учебнике трудно составленном. Его нужно переработать52.

Как же переработать? Я считаю, что учебник должен вырасти в органический... (не слышно). Нужно работать над учебниками уже имеющимися, потому что мы знаем их недостатки. Прекрасная вещь — кооперация. Я работал в 1927 году с Минцем. Я читаю свою работу теперь и, сравнивая стиль со стилем теперешних учебников, я должен сказать, что до нашего уровня стиль языка теперешнего учебника стабильного не дошел. Мы в этом отношении на том этапе разрешили более удачно задачу, чем теперь.

Если говорить о параллельном учебнике, то очень полезен такой параллельный учебник. Составить такой учебник с привлечением преподавателей школы — это дело чрезвычайно хорошее.

Вопрос об отношении к школе со стороны научно-исследовательских учреждений. Откровенно говоря, отношение есть, если не высокомерное, то, во всяком случае, игнорирующее со стороны ученых исследовательских учреждений, Комакадемии в частности. Правда, Комакадемия занималась, Общество педагогов-марксистов53 занималось в этой области; сейчас чрезвычайно полезную работу ведет Комакадемия, давая лекции для преподавателей. Но, вообще говоря, имеется игнорирование школы54. Необходимо нашим крупным научным работникам связаться со школой, бывать в школе, в особенности, составителям учебников. Мы знаем, как составлялись старые учебники, они вырастали из школы органически. Виппер переделывал учебник десятки раз. Все старые составители преподавали сами. У нас высокомерное отношение.

А по линии методиста пединститута я встречаюсь там со странным отношением. На некоторых теоретических кафедрах приходится слышать: «Мы еще не знаем, есть ли методика преподавания истории» и т.д. С этим высокомерием должно быть покончено. Наши исследовательские силы должны ближе стать к школе, и не только привлекая нас, но прямо бывая в школе, наблюдая.

Тов. Фохт: — Я также преподаю в школе. Я хочу поставить такой вопрос: для того, чтобы дать этот учебник сейчас, надо изучить уже имеющийся опыт. Опыт у ряда преподавателей имеется довольно большой, надо будет его собрать. В одном исследовательском институте мы провели беседу преподавателей об учебнике и застенографировали материал. Кроме того, имеем анкеты преподавателей. Мы пришли к выводу, что имеющиеся учебники являются почти исключительно единственными учебными пособиями. В преподавании педагоги руководствуются только ими. Значит, преподаватель стоит на уровне только этого учебника. Это одна беда, которую надо учесть. Необходимо создать хрестоматию или какое-нибудь другое пособие, которое давало бы возможность повышать уровень преподавателей.

Второе. Преподаватель разной подготовки по-разному отзывался по данным учебникам. И здесь такое характерное наблюдение: все ругают учебник Никольского, что учебник труден и никуда не годен. А более подготовленные преподаватели говорят, что для учащихся учебник труден, но когда над ним серьезно работает преподаватель, то он получает больше от этого учебника, чем от других учебников — скажем, от учебника для шестого года, — потому что он выделяет основные моменты, над которыми преподаватель может поработать.

Нужно присоединиться к мнению, что простота учебника ...55 относительна — чересчур много тут социологического материала. Взаимосвязи событий материал этот не дает. Общее мнение, что этот учебник труден для учащихся, как и все остальные учебники. Что сделано для помощи преподавателям научно-исследовательскими учреждениями? Чрезвычайно мало. Рецензии, которые имеются, — преподаватели собрались и изучали эти рецензии. Рецензия в журнале «Коммунистическое Просвещение», там все восклицательные знаки, что ни фраза, то восклицательный знак.

Тов. Эпштейн: — Это производит впечатление, что рецензент не читал этой книги.

Тов. Фохт: — Рецензия это только затемняет. Нельзя сказать, что рецензия Токина ориентирует56. Она чрезвычайно обща. Мы не берем такой вещи, как методика, возьмем методологическую сторону. Казалось бы, Институт истории правомочен тут...57 Неверна установка, когда говорят, что научно-исследовательское учреждение дает методологическую схему, а ты, преподаватель, бери факты. Выбрать ведущие, основные факты, которые давали бы возможность органически усвоить эту схему, это вопрос чрезвычайно сложный. Ясно, для того, чтобы участвовать органически в работе, нужно изучать материал, с которым ты работаешь.

Относительно кооперации. Это может быть хорошо, может быть и плохо. Имеющиеся учебники составлялись не одним преподавателем. Великая французская революция прекрасно написана, все это говорят. Раздел о феодализме — это жуть, это общий вопль.

Учебник Никольского написан одним автором, он в этом смысле выигрывает, его легче и скорее можно усвоить. Конгломерат авторов создает лишнюю трудность в изучении материала. Конечно, требуется знание материала. Мы стоим на такой стадии развития, когда преступно ставить вопрос, что надо привлекать методиста, а другой автор знает предмет. Мне кажется, что составлять учебник должен тот, кто знает хорошо и предмет, и методику. Отрывать эти вещи невозможно. Вообще, что это за отрыв!58 Не может быть этого.

Тов. Бубнов: — Очень хорошо, когда у нас преподаватель по истории начинает учить ученых историков. Это относится к нашим социалистическим достижениям.

Тов. Фохт: — Нехорошо вам, тов. Ванаг59, говорить, что вы не имеете методики. Плохо. Из этого можно подумать, что вы плохой преподаватель. А это неправильно, вы хороший преподаватель, но вы не потрудитесь о ваших хороших приемах сказать, что это есть методика. Для вас методика звучит унизительно. Возьмите любого преподавателя ИКП, он же страшно высокомерно к этому относится60.

Тов. Бубнов: — А сами, между прочим, очень часто знают на пятачок.

Тов. Фохт: — Нет, они знают, но оценивают этот пятачок, знают они может быть и на рубль, в конце концов, но оценивают в пятачок. И поэтому получается плохо. Тов. Ванаг61, если бы он свои методы потрудился назвать методикой и изложить где-нибудь, и изучить еще школу, он был бы прекрасный методист. Но он не хочет этого сделать, потому что это ниже его достоинства.

Последний вопрос — изучить школу. Что составители не занимаются иногда школой, это вот из чего видно. Посмотрите имеющиеся учебники. Никакой дифференциации в изложении материала, одинаково изложено для пятой группы, для шестой, седьмой и т.д. В конце концов, что же получается? По существу, у нас единственный учебник, — стабильный, — это учебник М.Н. Покровского, трудно составленный, но, в конце концов, не трудно усваиваемый учениками62. Разрешите на этом закончить. Думаю, что Комакадемия чрезвычайно реально поможет в создании учебников.

Тов. Косминский: — Обращаю внимание на следующий факт. Нам приходится учиться писать для средней школы. Имея в виду ближайшую цель, в следующий учебный год, прорабатывая существующие учебники, работать над изложением придется очень усиленно. ...63 (не слышно) тот методологический характер учебника, который он носил.

Но если обратить внимание на конкретизацию фактов, то нужно обратить внимание не на то, что живых людей в учебнике вы почти не найдете. Если кто остался, так это Маркс, Энгельс и Владимир Ильич. Остальные товарищи и исторические лица являются алгебраическими величинами. Это громадный недостаток в учебнике. Для громадного большинства преподавателей средней школы учебник является своего рода единственной книгой64. У римлян существовала пословица: «Боюсь человека единой книги». Нам нужно заострить весь огонь нынешнего обсуждения только на учебнике, но волей-неволей встает вопрос о пособиях. Нельзя ограничить преподавателя только одним учебником. Необходимо создать целый ряд пособий, хрестоматий, не только документальных, но хрестоматий конкретного содержания. В старое время рядом с учебником существовали и хрестоматии. Их идеология — не наша идеология. Во всяком случае, эти хрестоматии были замечательными пособиями для учителя и для учеников, которые поднимались над массой.

Затем вопрос о дальнейшей подготовке учебных пособий. У нас существуют квалифицированные представители нашего искусства, а работают для школы над пособиями третьестепенные и четверостепенные работники искусств. Если мы говорим, что необходимо заострить особо внимание на вопросе о создании учебника, то, по-моему, не меньше нужно заострить внимание и на вопросе о пособиях. Необходимо к этому делу привлечь выдающихся представителей нашего искусства.

Тов. Вихирев: — Я хочу подойти к вопросу с чисто практической стороны. Во-первых, насчет параллельных учебников. Я считаю, что применительно ко всему фронту учебников настало время, когда мы должны выдвинуть требование об издании параллельных учебников. Та нездоровая конкуренция, которая имеется между составителями, она растет именно отсюда. Для того чтобы тому или другому автору выйти в свет, ему надо угробить другой учебник, иначе это невозможно. Тогда он имеет шансы быть напечатанным. Поэтому я стою на той точке зрения, что мы должны по всем предметам выпустить два-три учебника для нашей школы, не ликвидируя принципа стабильности. Стабильный — это не есть единственный. Вообще трудно себе представить, чтобы в такой стране, как СССР, господствовал только один автор, с которого переводит Украина, Белоруссия и т.д. Неправильно это.

Второе — об учебниках по истории, сейчас действующих. При всем их несовершенстве они были составлены впервые, и, несомненно, в этом большой шаг вперед. Эти учебники страдают недостатками. Коренной недостаток есть недостаток фактов. Мало фактов. Затем мало хронологии и мало исторических действующих лиц. Если вы посмотрите учебник по промышленному капитализму, вы там не найдете действующих исторических лиц, которые психологически заражают ребенка.

Вот два основных момента, которые надо отметить.

Как быть с этими учебниками применительно к этому году? Если мы поставим себе задачу — коренную переработку этих учебников, — ничего из этого не выйдет, ибо это дело более трудное, чем написание новых учебников. Значит, если учебник нам нужен, применительно к этому учебнику нужно отказаться от коренной переработки, а переработать этот вышедший учебник по линии насыщения конкретными фактами, действующими лицами, по линии хронологии, увеличить несколько объем. Эту работу мы должны сделать в один-два месяца, и сейчас учебники к началу учебного года выпустить.

Теперь второе — применительно к новому учебнику. Я стою на точке зрения вообще параллельных учебников. Я считаю, что нужно сейчас же, в ближайшее время, заказать наравне с этими учебниками новые параллельные учебники.

Тов. Бубнов: — Вы считаете, что к этому году мы должны исправить, если возможно, уже существующие учебники?

Тов. Вихирев: — И их выпустить, и одновременно заказать ученики по древнему миру, по феодализму, по империализму и... не одному лицу, а двум параллельным коллективам, причем не спешить. Нужно дать авторам и коллективам год, тогда это будет серьезная настоящая работа. За год, в течение которого будут действовать старые учебники, будет создан хороший, солидный учебник. Кому заказать? Не институтам, как предложил т. Жаков.

Тов. Бубнов: — И не собирать такой оравы людей.

Тов. Вихирев: — Это все анонимы, это обезличка, — кого-то они выдвинут, это возврат к старой бригаде.

Тов. Бубнов: — Когда ни за что никто не отвечает.

Тов. Вихирев: — А нужно заказать ответственным лицам.

Тов. Бубнов: — Правильно.

Тов. Вихирев: — Каким? Было бы хорошо, если бы можно было учебник заказать такому историку-исследователю, который одновременно знал бы школу, но историк-преподаватель может хорошо преподавать, но не может создать учебник. Историку-педагогу нельзя заказать учебник.

Тов. Бубнов: — Ничего подобного! Это надо посмотреть. Излишняя категоричность!

Тов. Вихирев: — К сожалению, наши историки-исследователи не знают средней школы и считают ниже своего достоинства работать в средней школе.

Голос: — Это неверно.

Тов. Бубнов: — Нет, это правильно.

Тов. Вихирев: — Я уверяю, что можно работать в ВКП(б) и можно работать в средней школе.

Тов. Бубнов: — Полезно! Полезно! Наступайте на них!

Тов. Вихирев: — Иллюстрируя эту мысль, я хочу сказать: некоторые критикуют вышедший учебник, а вы, крупные историки, проявили инициативу, чтобы написать учебник? Никто! Вы отказывались обычно от этого. Когда к вам обращались, вы говорили: «Нет, мы для средней школы писать не можем. Мы можем писать для вуза, наше дело — вузы».

Кому заказать учебник? Мое мнение такое: заказать учебник надо группе из двух-трех человек, причем ответственным сделать историка-исследователя. Вам нужно свою работу поставить на базе какой-нибудь школы. Соберите учителей, почитайте им главу, они вам сделают массу замечаний. Работа рассчитана на год.

Тов. Бубнов: — Резюмируя то, что здесь произошло, надо сказать, что обсуждение все-таки дало нам результат в том смысле, что в основном мы нащупываем тот путь, которым мы должны идти к разрешению поставленной перед нами задачи.

Как конкретно это дело осуществить? Я считаю, что нам надо выбрать предварительно комиссию, которой поручить выполнить определенную работу, о которой я скажу дальше.

В комиссию, по-моему, надо включить специалистов по древней истории, специалистов по феодализму и специалистов по капитализму. Возглавить это дело соответствующим образом, и включить туда Учпедгиз и, может быть, авторов. В состав специалистов по древней историй предлагаю включить Жакова, Токина, затем академика Никольского и Мишулина. По феодализму надо включить Гуковского, Трахтенберга, Удальцова и Косминского. По новой истории — Лукина, Далина65, Козлова. По русской истории — Панкратову, Ванага и Пионтковского. Дополнительно включить Васютинского, Ефимова, Зайцера66 и Вайнштейна67 и Фридлянда. Из педагогов — Фохта, Потрохова и Ерина. Затем Алексинского, Орахелашвили, Габидуллина и Вихирева. Возглавит это дело т. Эпштейн68.

(Принимается.)

Надо бы поставить вопрос так: во-первых, программа и учебник, причем начинайте, пожалуйста, с учебника. Относительно учебника решайте вопрос — как быть относительно 1934/35 года и 1935/36 года, причем на 1934/35 год нужно нам дать конкретно, что нужно изменить, т.е. написать, примерно такого же типа постановление в отношении учебника, которое было тогда при ЦК подготовлено и которое вышло в виде приложения. Если мы берем учебник Гуковского, то написать: то-то и то-то нужно проработать.

Надо посмотреть учебную сетку. У нас 80–80 и 100–160. Нужно в таком смысле увеличить — не 80, а 100 и т.д.

Затем дальше. Надо, чтобы тут решили вопрос относительно всяких пособий, хрестоматий, карт, картин, раздаточного материала и диапозитивов. Вы здесь не мудрите, а возьмите то, что сделано, разберитесь в этом.

Затем надо вопрос относительно преподавателей решить. Для того, чтобы преподавать историю, надо, чтобы в школе был преподаватель по истории. Они у вас имеются. Надо собрать, какие именно, сколько их, сколько мы их подготовляем в разных учебных заведениях. У нас есть исторические отделения в педвузах, Исторический институт в Ленинграде, Историко-философский институт69, Историко-лингвистический70, есть аспирантура — человек 120, в общем у нас есть около трех тысяч человек с небольшим, которые подготовляются.

Затем надо наметить меры по переподготовке историков, которые имеются. Раз поставлен вопрос таким образом, нам нужно его раскрутить всесторонне.

Я бы поставил также вопрос относительно того, чтобы сейчас уже проработать вопрос насчет частных методик.

Основная задача у нас — учебник и связанные с этим делом программы. Это дело срочное, остальное можно сделать потом. Но решение по всем вопросам надо наметить в каком смысле? Карты и картины — бумага у нас невозможная, краски хорошей нет. Картотрест у нас не шьет, не порет и т.д. и пр. Надо здесь написать соответствующее решение.

Затем относительно хрестоматий. Нужно написать — такой-то группе предложить сделать и т.д. Мы это все проведем, и это будет иметь силу строжайшего закона, и люди будут выполнять это. Необязательно все выдумывать. Многое можно взять из того, что сделано.

Затем, как вести самую работу? Я считаю, что комиссию надо бы сделать единой. Там можно разбиться, в крайнем случае, на отдельные группы. Комиссии надо собраться и точно написать на бумаге, как вести работу.

Я думаю, что надо это дело вам, Моисей Соломонович, возглавить. Надо начать сейчас же работать, немедленно. Срок взять — двенадцатое марта.

Тов. Эпштейн: — Мне кажется, было бы целесообразно включить вопрос о том, как обстоит с элементами исторических знаний, которые мы даем в начальной школе. В пятой группе вы имеете ребят, примерно, тринадцати лет. Надо пересмотреть курс начальной школы под этим углом зрения.

(Принимается)71

 

(Заседание закрывается.)

 

ГАРФ. Ф. А-2306. Оп. 69. Д. 2177. Л. 1–35. Правленая стенограмма.


Назад
© 2001-2016 АРХИВ АЛЕКСАНДРА Н. ЯКОВЛЕВА Правовая информация