Альманах Россия XX век

Архив Александра Н. Яковлева

«ВО ВСЕХ АНКЕТАХ ПИШЕТ, ЧТО ОН РУССКИЙ»… «ПРИ ОБЫСКЕ ИЗЪЯТЫ БРОШЮРЫ ТРОЦКОГО, ЗИНОВЬЕВА И КНИГА ГИТЛЕРА»: Материалы к биографии И.М. Майского (Ляховецкого). 1924–1960 гг.
Документ № 8

Протокол допроса Б.П. Пыренкова

21.08.1953

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА СВИДЕТЕЛЯ

 

1953 года, августа 21 дня, Помощник Главного военного прокурора подполковник юстиции БАЗЕНКО допрашивал нижепоименованного в качестве свидетеля с соблюдением ст.ст. 162–168 УПК РСФСР.

ПЫРЕНКОВ Борис Петрович, 1920 г. рождения, место рождения г. Москва, женат, старший следователь следотдела I Главного управления МВД СССР, окончил Московский химический политехникум им. В.И. Ленина, происходит из семьи рабочего, несудим, член КПСС, проживает: г. Москва, Тихвинская ул., д. 10, кв. 23.

 

ПОДПИСКА: В соответствии со ст. 164 УПК следователь меня предупредил об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу ложного показания. Пыренков.

 

По настоящему делу я могу показать следующее:

Следственное дело по обвинению Майского (он же Ляховецкий) Ивана Михайловича было принято мной к своему производству 31 марта текущего года. К этому времени Майский уже признал себя виновным в совершении тяжких преступлений. Из материалов следственного дела видно, что показания о своей связи с английской разведкой, а также о преступном сговоре с Черчиллем и Иденом, направленном против существующего в Советском Союзе строя, Майский стал давать на второй день после ареста, т.е. 20 февраля 1953 года.

В ходе дальнейшего следствия по делу Майский продолжал давать признательные показания до 11 мая с.г. включительно. Будучи вызван 11 мая на допрос, Майский заявил мне о своем желании дополнить показания в отношении Коллонтай, дававшиеся им на допросе от 7 мая. В качестве мотива, побудившего его дополнить свои показания, он указал на то, что в ходе допроса 7 мая его показаниям в отношении Коллонтай выражено недоверие, и именно поэтому он хочет дополнить эти показания некоторыми фактами с тем, чтобы у следствия не осталось никаких сомнений относительно правдивости его показаний. Это заявление было сделано Майским в присутствии бывшего начальника отдела I Главного управления МВД СССР Новобратского, с которым мы условились вызвать Майского вечером и обстоятельно допросить его по существу сделанного заявления. Однако вечером 11 мая этот допрос по причинам, о которых я покажу ниже, не состоялся, и заявление Майского, таким образом, не было задокументировано.

Вечером 11 мая, примерно в 21 час, я совместно с начальником I Главного управления Федотовым и Новобратским был вызван к Берия, которому к этому времени присутствовавшим здесь же Кобуловым был уже доложен протокол допроса Майского от 7 мая. (Этот допрос проводился Федотовым, Новобратским и мной по существу всех ранее дававшихся Майским показаний, поскольку и сам Федотов, и Новобратский, выдвинутый руководством управления в середине апреля в качестве руководителя по группе дел на бывших сотрудников МИД СССР, хотели убедиться в том, насколько твердо Майский стоит на своих показаниях, а также уточнить некоторые его показания. На допросе Майский не только подтвердил все ранее дававшиеся им показания, но и расширил их, а именно показал о своей преступной связи с группой правых заговорщиков, в частности, с Томским.)

Во время этого приема Берия в резкой форме высказал свое сомнение относительно показаний Майского, заявив: «Какой он шпион». Им же были выдвинуты претензии к сотрудникам, составлявшим справку по имеющимся в МВД СССР материалам на Майского, которая перед арестом Майского представлялась в ЦК КПСС. Берия обвинил этих сотрудников в том, что они будто бы необъективно составили эту справку. Одновременно, в связи с тем что в справке приводились выдержки из показаний арестованных в 1937–1938 гг. участников антисоветской организации о Майском, Берия заявил, что эти показания не заслуживают доверия, и дал указание Кобулову подработать вопрос об уничтожении архивно-следственных дел за период 1937–1938 гг. и дел на сотрудников.

Вместе с этим, говоря о том, что в наше время и техника, и наука, и народное хозяйство далеко ушли вперед, Берия стал выражать недовольство тем, что советская контрразведка, по его словам, «топчется на месте» и «роется в навозе», и ругать Федотова за то, что он, зная о связи Майского с такими лицами, как Черчилль и Иден, не проявил должного интереса к этому делу гораздо раньше. В завершение этому Берия заявил, что «мы здесь думали за вас и приняли решение о проведении некоторых мероприятий по делу Майского».

Одно из этих мероприятий, как я узнал впоследствии, сводилось к тому, что Майский был помещен в одну камеру со Свердловым А., который выполнял роль внутрикамерного агента. О подсадке Свердлова я могу показать следующее: 7 мая в конце допроса Майского, который проводился Федотовым, Новобратским и мной, Федотов поинтересовался у Майского, как он переносит одиночное заключение, и предложил поместить его с кем-либо из других арестованных. Майский на это ответил, что предпочитает находиться в одиночной камере, и наотрез отказался переходить в камеру, где содержатся другие арестованные. В результате такой постановки вопроса Майским я был уверен, что мероприятие с подсадкой провалилось, однако, насколько помню, 12 мая ко мне обратился сотрудник нашего отдела Одляницкий и спросил, правда ли то, что Майский отказался от показаний. Я был удивлен таким вопросом и ответил ему, что, напротив, Майский расширяет и дополняет свои показания. В свою очередь я поинтересовался у Одляницкого, кто распространяет слухи об отказе Майского от показаний. Он мне рассказал, что только что вернулся от Новобратского, к которому ходил по делу арестованного Зинченко, и слышал телефонный разговор Новобратского с кем-то из руководящих работников Министерства. Существо этого разговора сводилось к тому, что Майский, по сообщению внутрикамерного агента, «находится на пути к отказу от своих показаний». И действительно, 13 мая, примерно в 22 часа, мой непосредственный начальник полковник Рублев сообщил мне, что в поступившей из тюрьмы очередной сводке о допросах указано, что Майский просит вызвать его на допрос.

Ввиду того что после вызова Берия 11 мая мне или Федотовым, или Новобратским, точно сейчас не помню, было дано указание воздержаться пока от вызовов Майского на допрос, я просил Рублева поставить в известность об этом заявлении Майского начальника управления Федотова. Рублев в моем присутствии позвонил Федотову, который дал указание вызвать Майского и узнать, в связи с чем он просит вызвать его на допрос.

Я тут же вызвал Майского, однако он отказался сообщить мне причины, побудившие его проситься на допрос, и заявил о том, что хочет видеть Федотова. Только лишь после продолжительного разговора о том, что я имею поручение от Федотова выяснить, в связи с чем он хочет видеть последнего, Майский заявил, что все его показания о преступной деятельности против Советского государства, которые даны им ранее на следствии, вымышлены и он намерен заявить об этом Федотову.

После этого я вышел в другую комнату и доложил о заявлении Майского Новобратскому, поставив при этом вопрос о документации отказа арестованного от прежних показаний. Новобратский ответил, что он доложит об этом Федотову, и затем, сославшись на Федотова, дал указание отпустить арестованного и пока не фиксировать его отказа.

На другой день, то есть 14 мая, в 15 часов Майский был вызван Кобуловым. Во время этого вызова присутствовали также Федотов, Савицкий и я. Что предшествовало этому вызову и когда было доложено Кобулову дело Майского — мне неизвестно.

Первыми вопросами Кобулова к Майскому были вопросы: «В чем признаете себя виновным? Вы подтверждаете свои показания?». Майский ответил на них отрицательно и заявил, что он до этого оговаривал себя и других на следствии, поскольку ему будто бы угрожали побоями, и он, смалодушничав, «пошел по линии наименьшего сопротивления».

Несмотря на то, что это заявление Майского было явно несостоятельным и в распоряжении МВД имеются материалы, дающие основание изобличать его в преступной связи с участниками антисоветской организации и правящими кругами Англии, Кобулов не пытался разоблачить Майского, а стал говорить примерно следующее, что «советское правительство и министр внутренних дел Берия не заинтересованы в том, чтобы невинные люди сидели в тюрьме, и что он хочет слышать от Майского только правду о его связи с англичанами».

Вместе с этим, указав на то, что Майский известен всем как англофил и на его тесную связь в прошлом с Литвиновым, Кобулов предложил Майскому рассказать о «действительном характере» его связи с лидерами английской буржуазии.

Майский не отрицал, что в течение длительного пребывания в Англии у него сложились довольно дружеские отношения с такими политическими деятелями Англии, как Черчиллем, Иденом, Бивербруком, Ллойд-Джорджем и другими, но охарактеризовал эту связь как «чисто бытовую».

Заверив Кобулова в том, что он не совершал «сознательных» преступных действий против Советского Союза, Майский тут же предложил свои услуги по разоблачению буржуазных фальсификаторов новейшей истории и изъявил готовность работать для органов МВД.

Кобулов живо ухватился за это, спросил Майского, чем именно он может быть полезен МВД. Майский ответил, что имеет обширные связи среди академиков и может информировать о их настроениях. Отвергнув это предложение, Кобулов спросил Майского, осведомлен ли он о событиях последнего времени, и, получив отрицательный ответ, дал указание ознакомить Майского с газетами, в которых были напечатаны статьи о выступлениях Эйзенхауера и Черчилля, а также с передовой «Правды» по поводу выступления Эйзенхауера, и предложил ему продумать события последнего времени в плане международной обстановки.

После этого Кобулов, обращаясь ко мне, сказал: «Дайте Майскому бумагу, и пусть пишет сам, он не хуже вас может излагать свои мысли». Одновременно он предложил Майскому написать заявление на имя Берия об отказе от прежних показаний и указать при этом о своей готовности сотрудничать с органами МВД.

Вечером 14 мая, когда я вызвал Майского и согласно указанию Кобулова дал ему бумагу, последовал вызов Берия, в кабинете которого в это время был только Кобулов.

Разговор с Майским Берия начал примерно так: «Безусловно, мы к вашим показаниям относимся критически, но доля истины в них есть. Это касается вашей связи с английскими правящими кругами».

Майский повторил все то, что уже днем говорил Кобулову о своей связи с лидерами английской буржуазии.

Однако Берия, так же как и Кобулов, не предпринимали никаких попыток к разоблачению Майского, а, сославшись на то, что Кобулов доложил ему о готовности Майского сотрудничать с МВД, заявил примерно следующее: «Мы можем вас реабилитировать, и это не вызовет никаких подозрений, поскольку в последнее время был уже реабилитирован ряд лиц, и создать вам необходимые условия для легализации ваших встреч с иностранцами, предоставив вам возможность работать в одной из организаций, имеющих соприкосновение с иностранцами, но для этого вы должны продумать свои возможности в смысле установления контакта с иностранцами. Сколько вам потребуется время на обдумывание этого вопроса?». Майский попросил 2–3 дня. Тогда Берия сказал, что они вызовут его в понедельник, то есть 18 мая, и тут же предложил ему написать два документа.

Первый — официальный, для дела, об отказе Майского от прежних показаний. Во втором документе, о котором, как заявил Берия, никто, кроме присутствующих, знать не будет, Майский должен был искренне и правдиво изложить действительный характер его связи с англичанами и другими иностранцами.

Другими словами, невзирая на то, что Майский в официальном заявлении, для дела, будет отрицать свою преступную работу против Советского государства и это заявление ляжет в основу прекращения дела и его реабилитацию, Берия хотел получить от Майского другой документ, в котором он должен был изложить признательные показания о своей вражеской работе и преступных связях с иностранцами.

В этот же вызов я впервые услышал о том, что Майский 7 мая был посажен в одну камеру со Свердловым А., вопрос о реабилитации которого, по словам Берия, был уже решен.

Разговор о Свердлове возник в связи с тем, что Берия спросил Майского, кто сидит с ним в камере. Майский ответил. Тогда Берия, заявив, что Свердлов будет мешать ему собраться с мыслями и изложить их на бумаге, дал указание поместить Майского в отдельную камеру и улучшить ему условия содержания. Характерно, что указание о переводе Майского последовало на то, что сам Майский просил его оставить в одной камере со Свердловым, и к тому же в этот период в интересах дела присутствие в камере подсады было крайне необходимо.

Таким образом, роль подсады в деле Майского была очень темной, и она создала впечатление, что подсада была произведена с целью натолкнуть Майского на отказ от признательных показаний. Ибо чем в противном случае объяснить тот факт, что когда с оперативной точки зрения присутствие в камере подсады было необходимо, ее убрали оттуда? Свое недоумение по этому вопросу я тогда же высказал Рублеву.

В первых числах июня Федотов поручил своему бывшему заместителю Питовранову совместно с Майским подработать предложения по использованию последнего в игре с англичанами. После этого Питовранов вызвал меня к себе и просил меня высказать мои соображения по поводу использования Майского в интересах МВД. Я ответил Питовранову, что поведение Майского считаю неискренним и что в обстановке, когда Майский отказался от своих показаний, трудно решать вопрос об его использовании в интересах нашего государства. Вместе с этим я доложил Питовранову, что в распоряжении МВД имеются на Майского серьезные материалы, и мы условились, что после того, как будут подготовлены предложения, критически допросить Майского по существу его отказа.

В течение последующего времени, вплоть до разоблачения и ареста Берия, Питоврановым при участии Климкина, Меретукова и Новобратского, а также и с моим участием подготавливались предложения об использовании Майского для работы в интересах МВД.

В середине июня, когда я вместе с Рублевым находился на докладе у Питовранова, последний дал мне указание, сославшись на распоряжение бывшего руководства МВД СССР, связаться с Новобратским и вместе с ним в связи с намечаемыми мероприятиями по использованию Майского в интересах Советского государства подготовить постановление о прекращении дела.

Однако когда я обратился по этому поводу к Новобратскому, он мне заявил, что может помочь составить такое постановление, но подписывать его не будет, мотивируя это тем, что к следствию по делу Майского он имел отношение непродолжительное время. Тогда к составлению этого постановления был привлечен Питоврановым начальник следотдела I Главного управления Рублев. Было составлено несколько вариантов такого постановления, но все они не были убедительными в смысле достаточности оснований для прекращения дела. В связи с этим, связавшись с Хватом, Питовранов предложил мне обратиться к нему за консультацией. Хват составил окончательный вариант постановления, который, однако, ни Берия, ни Кобулову не докладывался, так как предложения по использованию Майского были окончательно подработаны только к моменту ареста Берия и Кобулова.

Заявление Майского на имя товарища Маленкова Г.М. поступило из тюрьмы в первых числах апреля и на следующий день было доложено Рублевым Федотову, который дал указание подготовить письмо на имя товарища Маленкова Г.М. и приобщить к нему заявление Майского, а также подготовить ряд документов на имя Берия по поводу развертывания дальнейшего следствия по делу.

В этот же день, то есть в одно из первых чисел апреля, мной совместно с Рублевым и Климкиным были написаны эти документы и затем переданы Федотову. Кому и когда докладывались эти документы, я не знаю, и о том, что письмо в адрес товарища Маленкова Г.М. и заявление Майского не были отправлены по назначению, я узнал за несколько дней до ареста, когда Федотов передал мне находившиеся у него справки и рапорта по делу Майского. Среди этих бумаг было также заявление Майского и второй вариант письма товарищу Маленкову Г.М., который составлялся Федотовым и Новобратским.

После ареста Берия я сразу же доложил заявление Майского Питовранову и получил от него указание написать в ЦК КПСС письмо по существу дела Майского и справку по материалам дела. В середине июля эти документы были переданы Федотову. Однако и они не ушли в адрес ЦК КПСС, и лишь 21 июля заявление Майского с короткой препроводительной было направлено товарищу Маленкову Г.М.

 

21 августа 1953 г. Пыренков.

 

Протокол написан собственноручно. Допросил: подполковник юстиции — БАЗЕНКО.

 

РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 3. Д. 15978. Т. 2. Л. 136–143. Заверенная машинописная копия.


Назад
© 2001-2016 АРХИВ АЛЕКСАНДРА Н. ЯКОВЛЕВА Правовая информация