Альманах Россия XX век

Архив Александра Н. Яковлева

«ВО ВСЕХ АНКЕТАХ ПИШЕТ, ЧТО ОН РУССКИЙ»… «ПРИ ОБЫСКЕ ИЗЪЯТЫ БРОШЮРЫ ТРОЦКОГО, ЗИНОВЬЕВА И КНИГА ГИТЛЕРА»: Материалы к биографии И.М. Майского (Ляховецкого). 1924–1960 гг.

В последние годы вышли в свет несколько томов переписки и служебных дневников выдающегося российского революционера, журналиста, дипломата, историка, публициста, действительного члена Академии наук СССР И.М. Майского (1884–1975)1. Однако некоторые страницы его жизни и деятельности, прежде всего связанные с его взаимоотношениями с партийно-государственными органами и окружением И.В. Сталина, пока не нашли достаточного освещения.

В настоящий альманах включены документы Управления кадров и Комитета партийного контроля ЦК ВКП(б)—КПСС, призванные отчасти восполнить этот пробел.

Отцом И.М. Майского был военный врач, доктор медицины, дослужившийся накануне 1917 г. до чина коллежского советника, Михаил Иванович Ляховецкий. Согласно «послужному списку», родитель будущего советского государственного деятеля происходил «из мещан Херсонской губернии», «вероисповедания православного», женат был «первым браком на учительнице девице Надежде Ивановне Давыдовой», «жена и дети вероисповедания православного»2. Графы о национальности в подобных официальных бумагах царской России не существовало. В большевистской России такой пункт появился, поэтому Иван Ляховецкий, взявший в эмиграции в 1909 г. литературный псевдоним «В. Майский»3, ничего не скрывая, в анкетах смело писал: «русский».

Порвав с меньшевистской социал-демократией, в рядах которой состоял с 1903 по 1918 г., И.М. Майский в 1921 г. вступил в ряды РКП(б) без кандидатского стажа и с того момента, как он указывал в автобиографии 1938 г., «везде со всей доступной энергией боролся за линию партии против троцкизма, зиновьевщины, бухаринщины и другой фашистской агентуры»4. В 1923 г., после непродолжительной работы в Отделе печати Наркоминдела, по решению ЦК Майского направили в Петроград для преобразования газеты «Петроградская правда» и журнала «Красная новь» в опорные пункты сталинского влияния в оппозиционном городе. Успешное руководство переименованными в «Ленинградскую правду» и «Звезду» изданиями продолжалось вплоть до апреля 1925 г., но Майского как магнитом притягивала дипломатическая стезя. Именно его сильнейшее личное желание (см. Док. № 1) послужило причиной того, что далее, с 1925 по 1943 г., он проработал в Англии, Японии, Финляндии и снова, с 1932 г., в Англии в качестве советника полпредств, полпреда, а с июня 1943 г. — Чрезвычайного и полномочного посла.

Выдающуюся роль И.М. Майский сыграл в годы Великой Отечественной войны в вопросах открытия второго фронта, ленд-лиза и выработки плана репараций, о чем он, находясь под следствием и судом в 1953–1955 гг. по обвинению ни в чем ином как в «английском шпионаже», неоднократно напоминал власть имущим (см. Док. № 9).

Меньшевистское прошлое, профессионализм, особенности неординарной личности фиксировались начальством и контрольными партийными органами в служебных характеристиках И.М. Майского (см. Док. № 2). На протяжении всей дипломатической службы его преследовали доносы (см. Док. № 6), принимавшие порой анекдотические формы: «…крайне интересен факт расстановки портретов в кабинете т. Майского. Центральное место занимает портрет Красина размером 1х1/2 м, во многом уступающий по своим размерам портретам наших учителей — Ленина и Сталина. Это странно и подозрительно, так как в учебнике по истории ВКП(б) на стр. 50 сказано, что летом 1904 года меньшевики захватили большинство в ЦК благодаря помощи Плеханова и измены двух разложившихся большевиков Красина и Носкова… Непонятно, почему перед портретом Красина тушуются портреты тт. Ленина и Сталина»5. Но обмер портретов вождей в Лондоне не шел ни в какое сравнение с тем, что партаппаратчики «открыли» в Москве: «Во всех анкетах Майский пишет, что он русский… все родственники Майского по анкетным данным — русские. Однако лица, знающие их лично по совместной работе и в быту, на основании внешних признаков считают, что они по национальности — евреи» (см. Док. № 5). Шизоидное перекапывание на пустом месте национальных корней бывшего посла в Англии, назначенного заместителем наркома иностранных дел, являлось тем же самым, что происходило в то же время в нацистской Германии, и не могло быть «местной самодеятельностью». Аккуратно подшитый в личное досье высокопоставленного дипломата документ подтверждает, что кампания антисемитизма, развязанная Сталиным в конце 1940-х гг., вызревала в годы войны.

В опубликованных в советское время мемуарах И.М. Майский ни слова не говорит о тюремном заключении, следствии и суде в 1953–1955 гг. Понятно, такая тема была заведомо «непроходной» для подцензурной печати. Да он и сам не хотел вспоминать этот тяжелый опыт. Академика взяли под стражу за пару недель до смерти Сталина — 19 февраля 1953 г., а уже на следующий день он «признался» в шпионаже в пользу Англии, поскольку в аналогичном преступлении «сознался» арестованный накануне бывший советник посольства СССР в Англии К.Е. Зинченко и дал показания против своего бывшего шефа. Следователи не церемонились, и под угрозами применения пыток Майский выбрал линию поведения, которую выбирали многие, попавшие в аналогичный переплет, — признавать все, что требуют.

Трудно предполагать, прологом чего явился арест Майского. Готовилось ли по указанию Сталина какое-то крупное дело против дипломатов-заговорщиков или Майского хотели подверстать к «сионистскому заговору»? Однако смерть Сталина, реорганизация госбезопасности с назначением на должность министра внутренних дел Л.П. Берии в марте 1953 г. спутали все карты. Берия не сразу обратил внимание на дело Майского. Первостепенным для него стало освобождение арестованных по крупным делам, инициированным Сталиным: по «делу врачей»; по делу арестованных бывших сотрудников МГБ, обвиненных в «сионистском заговоре»; по делу работников Главного артиллерийского управления военного министерства; по «мингрельскому делу». Число арестованных по этим делам измерялось многими десятками. До Майского ли тут? Лишь в мае 1953 г. и до него дошла очередь.

Как это явствует из публикуемых документов (см. Док. № 7 и № 8), в деле Майского у Берии вызывало сомнение все — и английский шпионаж, в котором тот признался еще в сталинский период следствия, и компрометирующие материалы 1937–1938 гг., добытые на дипломата. Можно со всей определенностью сделать вывод, что Берия хотел каким-то образом использовать Майского в интересах советской госбезопасности. Дальнейшее развитие событий проливает свет на эти планы.

Берию арестовали и, помимо прочего, бывшего всесильного министра самого обвинили в английском шпионаже. Ему на полном серьезе приписывали связь с вражеской разведкой еще с 1920 г. Следствие лихорадочно искало зацепки, и дело Майского тут оказалось вполне кстати. В Генеральной прокуратуре писались многочисленные поручения в МВД для поиска в агентурных архивах материалов, и они находились. Так, 8 августа 1953 г. министр внутренних дел Сергей Круглов за № 432/К направил Маленкову многостраничный документ «О связях Берия с Черчиллем»6. Разумеется, вся предшествующая возня Берии вокруг Майского, попытки как-то встроить бывшего посла в намечаемую оперативную комбинацию только усиливали подозрения к Майскому, как к связному Берии с англичанами. В общем, и Берия, и Майский в глазах членов Президиума ЦК все больше походили на «английских шпионов».

На следствии Берия был вынужден объясняться по делу Майского. В протоколе допроса от 19 августа 1953 г. зафиксировано его признание в том, что «форму использования» Майского в интересах советской госбезопасности Берия поручил продумать своим подчиненным: Богдану Кобулову, Петру Федотову и Павлу Судоплатову7. Обсуждалась идея учредить специально для Майского научный институт, чтобы облегчить и легализовать его связь с иностранцами, «в том числе и с англичанами», при этом Берия на следствии отрицал, что хотел использовать Майского как канал своей личной связи с английской разведкой8.

Подобные агентурные комбинации вполне были в духе ведомства Берии. Например, когда в марте 1953 г., находясь в Праге, Булганин дал сопровождавшему его бериевскому выдвиженцу Амаяку Кобулову указание поинтересоваться причиной ареста министра национальной обороны Людвига Свободы, у Кобулова появилась мысль использовать Свободу в интересах советской разведки. Выяснилось, что Свобода прошел по показаниям участников процесса по делу Рудольфа Сланского. После смерти Сталина Свобода вышел из тюрьмы. Как объяснял позднее Кобулов, скомпрометированного и обиженного чехословацкого министра можно было задействовать в агентурной комбинации — «подставить Свободу англосаксам и начать игру», так как он являлся «прекрасной приманкой для англо-американской разведки»9. Почерк и фантазия — вполне бериевские.

Много позже в доверительном разговоре Майский утверждал, что бериевский период его следствия имел совсем иную цель. Дескать, Берия, наоборот, требовал признания Майского в шпионаже с целью скомпрометировать Молотова10. Можно предположить, что в перспективе одно не исключало другого. Если не выйдет канал связи с Англией, то хоть Молотова попытаться свалить. Его Берия особо не жаловал и даже как-то в кулуарах Президиума ЦК бросил раздраженно: «Хватит питаться молотовской жвачкой».

Берию все же обвинили в шпионаже в пользу Англии, но Майского к его делу не подверстали. После расстрела Берии в деле Майского наметился застой.

Наконец было решено плавно свернуть дело Майского, обвинив его лишь в должностном преступлении — сокрытии на квартире важной служебной документации. В шпионаж Майского больше никто не верил, но осадок от бериевских интриг остался. Как позднее отмечалось в документах ЦК КПСС, «обвинение Майского и в этом преступлении подлежало прекращению в связи с амнистией от 27 марта 1953 года, но Президиумом ЦК было решено не применять к Майскому амнистии. 13 июня 1955 года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Майского к 6 годам высылки без поражения в правах, а 21 июля 1955 года Президиум ЦК утвердил постановление о помиловании Майского, освободив его от отбывания этого наказания»11.

Решение выносил не суд, а Президиум ЦК КПСС. Суд лишь оформил принятое решение, стараясь придать ему «законный» вид. В 1957 г. Майского восстановили в партии, а судебной реабилитации он добился лишь в 1960 г.12 (см. Док. № 11).

Некогда осторожный Майский был в числе 25 видных деятелей науки, литературы и искусства, подписавших в марте 1966 г. Брежневу открытое письмо с протестом против ползучей реабилитации Сталина13. Майский все помнил, многое понимал. Он слишком тяжело пережил свое заключение и не хотел возвращения сталинских порядков.

 

Вступительная статья, подготовка текста к публикации и примечания Н.В. Петрова и Н.А. Сидорова

© 2001-2016 АРХИВ АЛЕКСАНДРА Н. ЯКОВЛЕВА Правовая информация