Альманах Россия XX век

Архив Александра Н. Яковлева

«Я БЫЛА УБИТА ПРЕДСТОЯЩЕЙ НЕОБХОДИМОСТЬЮ ОСТАТЬСЯ В КИЕВЕ ВО ВРЕМЯ ОККУПАЦИИ»: Воспоминания Надежды Линки

В отечественной историографии — и не только историографии — долгие годы после окончания Великой Отечественной войны повседневную жизнь советских людей на временно оккупированной территории СССР освещали весьма скупо и неохотно, и это при том, что период немецкой (румынской, финской) оккупации на обширных территориях Карелии, Прибалтики, Белоруссии, Украины, Молдавии, западных областей РСФСР длился от двух до трех лет.

Более или менее полно тему оккупации старались рассматривать с двух сторон. Безусловное предпочтение отдавалось активному, в первую очередь вооруженному, сопротивлению оккупантам — героическим делам партизан и подпольщиков. С целенаправленного написания и последующей активной популяризации воспоминаний партизанских лидеров — Ковпака, Федорова, Вершигоры и многих других, собственно говоря, и началась получившая впоследствии такой размах мемуарная эпопея.

Не столь широко, но все же подробно, освещалась и очень болезненная тема зверств оккупантов, стоивших Советскому Союзу многих миллионов жизней гражданского населения, напрямую затрагивавшая и тему коллаборационизма в СССР.

Последнюю, впрочем, старались не педалировать и рассматривали больше в контексте борьбы с буржуазным национализмом и антисоветизмом послевоенной эмиграции. В условиях «холодной войны» тема была беспроигрышной, однако чаще всего сводилась она к разоблачительной риторике, а не к серьезному изучению коллаборационизма как достаточно массового и повсеместного явления в годы Великой Отечественной войны.

Но следует понимать, что в партизанской войне и подпольной борьбе не могло участвовать все население, как не могли и все поголовно помогать оккупантам. Миллионы советских граждан продолжали жить под чужеземным владычеством, не находя, может быть, в себе сил для действенного отпора оккупантам, но и не допуская тесного сотрудничества с ними. Как же они жили?

Некоторые ответы на этот вопрос можно найти в архивных документах оккупационных властей, немногочисленных, несмотря на все усилия архивистов НКВД, шедших вслед за освобождавшей населенные пункты Красной Армией и тщательно собиравших все, что уцелело в комендатурах, управах и конторах, — в первую очередь, разумеется, для оперативных целей. Немало конкретных деталей сохранилось в документах партизанских отрядов, в донесениях подпольщиков. Все это бережно хранится в архивных фондах, многие из которых по сей день закрыты для исследователей.

Многие детали, впрочем, можно найти и в статьях военных журналистов об освобожденных городах и селах, написанных по горячим следам событий и в изобилии печатавшихся в центральной и местной прессе. После Победы появились многочисленные публикации воспоминаний партизан, подпольщиков, участников боевых действий, в которых тоже можно отыскать какие-то подробности жизни мирных жителей. Есть даже воспоминания узников гетто.

Через много лет начали, хотя и редко, появляться небольшие очерки о жизни под немцами в составе «больших» мемуаров, например, довольно красочно описала этот период своей жизни знаменитая Людмила Гурченко, видевшая все тяготы оккупации глазами ребенка, да к тому же — в Харькове, хоть и занятом немецкими войсками осенью 1941 г., но уже весной 1942 г. ставшем прифронтовым городом, а зимой 1943 г. даже освобожденном на месяц Красной Армией.

А вот вести дневники на оккупированной территории, похоже, никто не рисковал. По крайней мере, автору этих строк они никогда не попадались.

При такой источниковой базе картина жизни мирных граждан СССР на захваченных немцами и иными оккупантами землях неизбежно получается фрагментарной, с массой пробелов. О полноцветном полотне говорить тут не приходится. Понятно, что попытки как-то отобразить реалии жизни на оккупированных территориях СССР страдали в первую очередь именно по этой причине, хотя были и откровенно идеологические деформации.

Приведем один пример (далее читатель поймет, почему выбран именно такой).

Как известно, в 1982 г. Киев отмечал 1500-летний юбилей. К этой дате было специально выпущено третье издание посвященного Киеву фундаментального тома знаменитой «Истории городов и сел Украинской ССР»1. Так вот, раздел обширной главы о Великой Отечественной войне, называющийся, естественно, «Борьба киевлян против кровавого фашистского режима. Героический труд в советском тылу», занимает больше десятка крупноформатных страниц. И из них собственно условиям жизни киевлян в оккупации посвящена только одна (!). Рассказ, конечно же, идет в основном о зверствах и ужасах. А на десяти страницах рассказывается о киевском коммунистическом подполье. Конечно, о подпольщиках и разведчиках, многие из которых погибли в борьбе с оккупантами, рассказывать нужно, но зачем же такой дисбаланс?

Самое интересное, что именно из этого пространного рассказа о советских подпольщиках и разведчиках можно беспрепятственно узнать о многих работавших в оккупированном Киеве предприятиях различных отраслей промышленности. На них, собственно говоря, и действовали подпольные группы, а также совершались диверсии. Напрашивается вывод: пусть в своих интересах, но немецким властям Киева удалось в определенной мере обеспечить население Киева рабочими местами и наладить городское хозяйство. Однако на той самой единственной странице об этом, увы, предпочли помолчать…

Поэтому отыскание в фондах Отдела рукописей Российской государственной библиотеки записок о жизни на оккупированной территории представляет значительный интерес, прежде всего, в контексте расширения источниковой базы нашей темы. Тем более, что автор записок, киевлянка Надежда Линка, откровенно рассказывая о своей жизни в Киеве в годы Великой Отечественной войны, особо подробно описала именно все два с лишним года оккупации города. Главное — ее записки дают представление о гуманитарной стороне жизни оккупированного города, поскольку практически все эти годы она работала в музее.

Сохранился ли оригинал записок — рукописный или машинописный, неизвестно. Нынешний машинописный текст, несмотря на то, что он имеет дату — 7 сентября 1946 г., был напечатан много позже, судя по упоминаемому в нем событию, в конце 1950-х — начале 1960-х гг. Тем не менее, можно полагать, что основа этих записок была создана сразу после войны. Насколько велики дополнения и изменения (а, может быть, и исключения), сделанные в дальнейшем, — судить сложно.

Надежда Владимировна по профессии была археологом, т.е. человеком образованным, наблюдательным, привыкшим четко излагать свои мысли. В этом смысле ее записки отличаются особой целостностью и ясностью повествования. Глубоко и подробно комментировать их практически невозможно, поскольку количество перечисленных в тексте событий и городских реалий поистине огромно, а из множества упомянутых людей, хорошо известна лишь малая часть, а большая — не известна никому, и отыскать сведения о таких персонажах крайне трудно. Записки Линки говорят сами за себя. Впрочем, хотелось бы остановиться на нескольких сюжетах, важных, по нашему мнению, для верного понимания этих мемуаров.

Во-первых, надо помнить, что условия жизни местного населения на оккупированной территории очень разнились. В глубоком немецком тылу, по деревням вдали от большаков живых немцев можно было не видеть месяцами, оккупационной властью были старосты и полицаи — свои же односельчане. Люди кормились преимущественно собственным хозяйством, с поправкой, разумеется, на «курки, яйки, млеко» для приходивших изредка в деревню военных или цивильных немцев, работали на недавно еще колхозных полях, выполняли какие-то повинности, но, тем не менее, могли жить и не голодать.

Жизнь же горожан, особенно там, где города сильно пострадали от боевых действий, была куда тяжелее. Более всего это касалось крупных, промышленных городов, а не маленьких городков, где у каждого, как в деревне, был свой домик и огород с курятником. Если жители таких крупных городов не были столь предприимчивы, чтобы заводить собственное «дело», им обязательно нужно было где-то работать, чтобы не умереть с голоду. Хотя в Киеве работа даже в немецких учреждениях сытую жизнь не обеспечивала, и Н. Линка очень наглядно показала в своих записках, как ей приходилось «крутиться», чтобы прокормить себя и свою старую мать.

При этом нужно отметить, что Киев попал в руки к немцам сравнительно мало пострадавшим от бомбежек — противовоздушная оборона 37-й армии была достаточно сильной, о бомбежках города летом 1941 г. в записках почти не упоминается (кроме самых первых, пережитых автором в Музейном городке). Поэтому городская инфраструктура в основном сохранилась, хотя многие здания на Крещатике были взорваны уже после прихода в город немцев. Да, при отходе Красная Армия уничтожила днепровские мосты, но до войны на левом берегу Днепра было пустынно и серьезной потребности в связях с левобережьем у киевлян еще не было. Поэтому, несмотря ни на что, весь период оккупации Линка имела крышу над головой.

Во-вторых, вопрос об активном сотрудничестве киевских интеллигентов с немцами. Н. Линка вовсе не нажимает на этот сюжет. Это несколько удивляет, потому что среди ее знакомых были такие видные коллаборационисты, как бывший декан исторического факультета Киевского университета К.Ф. Штепа (это украинский вариант фамилии, а по-русски эта фамилия сейчас чаще пишется как Штеппа), трогательный рассказ о душевных страданиях которого Надежда Владимировна сочла возможным поместить в своих записках. Забавно, но при этом она уже знала о смерти К.Ф. Штепы, который умер в 1958 г., но не в Канаде, а в США. Отношение Линки к украинским националистам отчетливо не выражено, она, судя по всему, была от них далека и вряд ли, как многие старые киевляне, вообще могла объясняться мовою. Между тем именно в Киеве особо упертые сторонники Бандеры до такой степени разозлили немцев своими криками о свободе и независимости, что существенная часть этих активистов оказалась в гестапо и была ликвидирована.

В-третьих, мы не знаем и никогда уже не узнаем, почему Н. Линка так настойчиво упоминает о своих несбывшихся намерениях помогать подпольщикам. Как знать, возможно, что после освобождения ей, работавшей при немцах в созданном ими же музее, предъявлялись какие-то претензии и само появление этих записок есть попытка некоего самооправдания.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что некоторые сюжеты в записках Надежды Владимировны явно сдвинуты по хронологии. Так, она говорит о рассказах, ходивших среди киевлян с первых дней сентября 1941 г., о лагере советских военнопленных в Дарнице, на левом берегу Днепра. Это ошибка. В Дарнице действительно был огромный стационарный лагерь, где погибло несколько десятков тысяч военнопленных, но создаваться он стал позже, в последних числах сентября 1941 г., потому что через Дарницу 19 сентября уходили на Восток части 37-й армии.

 

Вступительная статья, подготовка текста к публикации и комментарии М.П. Дьячковой, С.Д. Мякушева, Л.Н. Рябчиковой

© 2001-2016 АРХИВ АЛЕКСАНДРА Н. ЯКОВЛЕВА Правовая информация